Спрингфилд [СИ]

На следующий день в группе стали появляться люди, которых я не знаю. Они репостили, писали «Кто такой доктор Хитрюк?» и каждому я отвечал, что это лучший мужик на свете и что он очень загадочен. Каждый день в группе появлялось по десять-пятнадцать человек и мне становилось страшно.

За день до парада мне кинули ссылку на «Другой город» — так назывался главный портал про Самару. Они включили «парад» в подборку «Чем заняться на выходные» вместе с лекторием галереи «Виктория» и бесплатным концертом в Струковском саду.

«Редакции не удалось выяснить, кто такой доктор Хитрюк, но он точно умеет лечить весеннее обострение».

И вот наступила суббота. Я сильно волновался и съел десять таблеток валерьянки, но от нее только захотелось спать. Я взял пять ватманов, три маркера и поехал на «сипу». Я надел черную клетчатую рубашку, черную куртку и темные очки, и мне казалось, что я похож на режиссера.

Я приехал за пятнадцать минут и никого еще не было. Я встал с плакатом «Парад шизоидов им. Хитрюка» и боялся, что никто не придет. Через минут пять подошли Вольха и Мэггот, потом Лена, Рахат и Репин.

— Что писать? — спрашивал Репин.

— Пиши «Хитрюк лучший», — ответил я.

Он написал «Хитрюк краш» и я заставил его поменяться плакатами. Лена написала «бесплатные обнимашки» и Рахат за ней повторил. Вольха написала «Хитрюк — мой кандидат», а Мэггот «Доктор, вылечите меня».

К четырем часам на «сипе» собралось человек двадцать. Мы решили подождать еще десять минут. Больше всего я ждал Матвея, который никак не появлялся. Ко мне подходили ребята, которые сидели около фонтана и спрашивали, что происходит. Я отвечал, что у нас парад шизоидов и надо просто веселиться, а в конце набухаться. Я решил набрать Мэта.

— Я задержусь, — он сказал.

— Сильно?

— Типа на час.

— Че с тобой?

— Я разбирал аптечку.

— Ну.

— Там у таблеток слабительных срок истекал.

— И?

— Съел. Жалко выбрасывать. Прости, я обосрался.

— Ну, с дэрэ тебя, засранец.

— Я еще от поноса съел.

Я сказал, чтобы он подходил в шесть к скверу Пушкина и обязательно надел любимую клетчатую рубашку.

И мы пошли. Я надеялся, что к шести часам люди не разойдутся, и они действительно только прибывали. К нам присоединялись все новые и новые психи, которые всегда шатаются по центру Самары. И все спрашивали «Что за доктор?» и никто не мог нормально ответить. Кто-то стал петь «Нас не догонят» и другие подхватили. Я не знаю, почему именно «Тату», — наверное, потому что квир-безумие висело в воздухе, и мне это нравилось.

Мы прошли мимо «Макдональдса» и кому-то пришло в голову в него ворваться. Мы обнимали людей и им это нравилось. Мне казалось, что кто-нибудь нам обязательно втащит, но самарцы оказались добрее, чем кажется. Потом мы дошли до Самарской площади и кто-то стал скандировать «Хи-трюк! Хи-трюк!». Я не знал этих людей, они не знали меня, но почему-то всем было очень весело. Люди соскучились по возможности просто не бояться и быть вместе.

Но мы не дошли до цели. К нам подошла полиция и стала спрашивать документы. Мэггот пытался говорить о правах и законе, что есть право собраний, что мы не политическое движение и что мы просто празднуем день рождения. Полицейские — их было двое — схватили семерых из нас, отвели в автозак и повезли в участок.

— Не приезжай, — писал я Матвею.

— Почему? — спрашивал он.

— Меня схватили копы.

Я рассказывал ему, что хотел сделать лучший день рождения, но подарил себе срок.

— Я приеду, — писал он. — Куда?

Нас отвезли в участок на Челюскинцев. Мы сидели там так много часов, что мой телефон разрядился. Мы очень хотели есть и пить, поэтому скинулись на доставку из KFC.

— Игла, моя подруга, в органах работает, она поможет, — говорила Вольха.

— Где?

— В морге. Судмедэксперт.

По очереди нас звали на составление протокола. К стандартным вопросам добавлялось «занимаетесь ли вы политической деятельностью?», на что я уверенно отвечал «нет», потому что не депутат и не должностное лицо. Молодой полицейский листал при мне мой же профиль «Вконтакте» и намекал, что экстремизм — это преступление. Я долго и жалостливо объяснял, что мы просто праздновали день рождения.

— А где именинник? — спрашивал полицейский.

— Он не пришел, — отвечал я.

— Почему?

«Обосрался», — подумал я, но сказал, что просто опаздывает.

Мы вышли уже после полуночи. Я вышел, а меня ждал Мэт. Он держал в руке пакет, а в нем бутерброды с колбасой и полторашка воды.

— С отсидкой, — сказал он.

— Я лох, — я ответил. — С днем рождения.

Мы с Матвеем пошли в общагу пешком, а по дороге взяли в ночном магазине по две банки пива, чтобы все-таки как-то отметить. Мне было дико смешно, потому что очень страшно.

Матвей вписал меня у себя в общаге. Мы пили пиво с Лехой, а потом уснули с Матвеем на одноярусной кровати.

— Я бы на твоем месте сдох от страха, — говорил Матвей.

— Я бы тоже, — отвечал я.

— Я горжусь, ты храбрый

На следующий день Матвей позвонил и спросил, хочу ли я быть с ним. Я ответил, что это странный вопрос.

— Я хотел сказать «жить». Жить со мной.

— Только если не будешь гнобить.

— Не буду. Обещаю. Буду ласков, как пюра.