Спроси свое сердце

Вот и слава богу – жива, а это самое главное. А тут и сама Рита позвонила, сказала, что поживет немного в столице, поработает. Уехала она в середине осени, а вернулась в конце лета – худющая, один нос торчал и зубы. И покой в доме будто корова языком слизала, потому как Рита заводилась на пустом месте с пол-оборота. Бабка с матерью тоже подливали масла в огонь, и в один далеко не прекрасный день, когда бабка заорала: «Вон из моего дома, лярва!», Степан Степанович понял, что пора принимать меры. Он надавил на кого-то, нашел какие-то связи, и Валентине, почти двадцать лет стоящей в очереди на кооператив, выделили однокомнатную квартиру – это было последнее советское распределение, а через четырнадцать дней Советский Союз почил в бозе. Вопрос о том, кто будет жить в квартирке, пахнущей стружкой и замазкой для окон, даже не обсуждался – у Гали муж и крыша над головой уже были. Кооператив оплатили теми самыми тремя тысячами – они, к счастью, не успели сгореть в топке перестройки, и уже на следующее утро после получения ордера Степан Степанович привез туда бригаду ремонтников. За неделю все, что нужно, было подогнано, подклеено, перекрашено и переделано. Мебель доставил директор мебельного, сантехнику – директор «Тысячи мелочей», шторы и гардины – девочки из магазина для молодоженов. А на семейном совете Степан Степанович объявил, что, когда они с бабушкой уйдут к праотцам, квартира останется Рите, а дом Гале. Про Валентину речь не шла, она была просто звеном между двумя поколениями, и такая роль ее, кажется, устраивала. Во всяком случае, она одинаково конфликтовала и с родителями, и с дочерьми, ничью сторону не принимала и вела себя так, будто знает то, чего не знает никто. В этом неуправляемом оркестре человеческих страстей Рита играла первую скрипку, выдавая жалостливые ноты даже в том возрасте, когда девке уже и по заднице не дашь, и не накричишь. То ей надеть нечего, то у нее голова болит, то живот, то «я такая несчастная!». Страдала напоказ. Действительно ли она так уж мучилась из-за первого мужа, растоптавшего ее любовь, известно не было. Но спустя годы принимать это во внимание даже дедушка стал с оговорками – дотерпев до Риткиных тридцати и четвертого гражданского мужа, он охладел к внучке. А бабушка во время одной из истерик схватила ее за волосы и дернула с такой силой, что сместила шейные позвонки. Галя сильно испугалась – это смахивало на сломанную шею Мерил Стрип в фильме «Смерть ей к лицу», но сестра обматерила бабушку, оттолкнула Галю и рванула к мануальщику.

Конечно, никто в семье не ставил перед собой цель прекратить Риткины капризы именно в тридцать – все получилось само собой. Ритка после случая с шеей как-то притихла, и рядом со злостью в ее глазах затаилась горькая обида. Правда, реже приезжать не стала – овощи, фрукты, консервация нужны. Да и маленькая Настюша уже топала по доскам пола, по которым когда-то такими же маленькими ножками топала бабушка Валя. Но дочка, живущая у стариков, Риту не сильно заботила, приедет – и в гости к Машке. Вернется с сумерками, а поздно вечером, когда Настюша уже спит, снова уходит и возвращается в два, а то и три часа ночи. Местные сплетницы охотно полоскали ее имя, как, впрочем, и имя любой привлекательной женщины.

Надо сказать, что некоторое время Галя подозревала, что сестрица подсела на наркоту. Но ни следов от уколов, ни широких зрачков, ни специфического запаха не было, так что слабые нервы сестры она объяснила неустроенностью. Нервы у той были действительно слабыми – все ссоры в доме заканчивались по одному из двух сценариев: либо Рита выскакивала из дома в чем была и возвращалась под утро, либо хватала сумку, называла всех бездушными и уматывала в Харьков, оставив на пороге рыдающую Настю.

– Не нужно ее трогать, – сказал однажды дедушка. – У нее что-то не так в душе.

Все прислушались к его совету и впредь старались Ритку не трогать, хотя «что-то не так» вылезло очень давно, еще в третьем классе.