Спроси у Ясеня

Накануне я почти весь день просидел над малинским «досье». А кроме этого, была коротенькая прогулка по набережной Темзы на восходе солнца, завтрак, ленч, обед, чай перед сном, небольшая тренировка, правильнее даже сказать разминка в спортивном зале вечером и полтора часа занятий языком, в ходе которых я лишь с грустью убедился, что перезабыл даже то, что знал, и общаться с людьми пока не способен. В общем, голова гудела от новых впечатлений, а сердце ныло от давно позабытого чувства почти пушкинской светлой грусти.

Ровно в десять по Гринвичу ожил факс на моем столе. В нелепом своем нетерпении я даже нажал кнопку «старт», забыв, что аппарат с ночи стоит в автоматическом режиме. Он недовольно пискнул, но потом мирно зажужжал, и из щели медленными толчками полезла полоска тонкой бумаги. Я не мог ждать, я начал читать сразу. Вместо обычной шапки с номером отправителя шла строчка: «Обратный адрес по каналам связи не передается». Ниже без всякого обращения шел собственно текст:

«Я не смогу позвонить тебе в десять — неоткуда будет. Поэтому сейчас, рано утром, пишу это письмо прямо в компьютер, чтобы он потом отправил его тебе в условленное время. Учи язык. Больше по-русски не получишь от меня ни слова. Не увлекайся джином „Бифитер“, виски „Чивас Ригал“ и водкой „Тэнкирэй“. Кофе тоже не увлекайся. Лучше — чай. Осваивай карате. Приедешь — займемся спаррингом. Скучаю без тебя. Целую в носик. (Или куда ты хочешь, чтобы я тебя целовала?)»

Заканчивалось послание словами:

«Спустись на первый этаж, там в пятом кабинете тебя ждет письмо. Чао».

В общем, Татьянин факс сам по себе информации не содержал практически никакой, но она точно почувствовала: именно такой легкий треп ни о чем и был необходим мне в тот момент. От информации и так уже голова пухла. Впрочем, позднее я понял: просто Верба отправила факс по открытому каналу и элементарно боялась перехвата. Отсутствие конкретных имен, названий и фактов было не стремлением пожалеть меня, а естественной профессиональной осторожностью. Но я все равно не обиделся: сквозь дурашливые строчки на свернувшемся в рулончик листке просвечивала искренняя Танюшкина нежность. Это было на уровне ощущения, а не логики или знаний, и тут я ошибиться не мог.

В пятом кабинете (а это оказалась экспедиция) мне действительно передали письмо, доставленное спецпочтой. Там были всевозможные инструкции для меня (на русском языке), программа моей учебы и работы на ближайшую неделю, подписанная Тополем (тоже на русском), два загадочных листочка арабской вязи с приколотой к ним просьбой передать господину Сидни Чемберу, моему лондонскому куратору, и целая папка документов на английском, предваряемых ядовитой запиской Кедра:

«Дорогой друг мой Ясень, все эти доклады, справки и протоколы будут крайне интересны для тебя. Более того, ознакомиться с ними в срочном порядке просто необходимо, но, веришь ли, какая-то скотина уволокла у меня подшивку с русскоязычными оригиналами документов. Как только найду — вышлю. С коммунистическим приветом отправитель сего — Ванька (то есть тьфу — Женька!) Жуков. Адрес отправителя — на деревню дедушке».

Инструкции я быстро пробежал глазами, уточнил по программе Горбовского, что в первой половине дня у меня график достаточно вольный, «кедровые» документы, не читая, зашвырнул в ящик стола и, предупредив по телефону Чембера, решил пойти прогуляться. Я вдруг почувствовал необходимость развеяться перед новым и, очевидно, напряженным этапом обучения. Чембер дал добро до тринадцати ноль-ноль.