Спроси у реки

– Павел, а как вы думаете, почему я до сих пор не вышла замуж? Дима, ведь, погиб пятнадцать лет назад. Мне было тогда чуть за сорок и я не уродина, не стерва… Скажу честно, предложения были.

– Ну, вы понятно…

– Я поговорю с девчонками, которые ходят в гости к Марковым. Многие из них у меня учились. Но не надо их пока вызывать, хорошо?

– Ладно. Нам самим лишний шум не нужен. В таких делах осторожность никогда не бывает лишней. Особенно, когда замешан человек известный. – Посохин еще раз оглядел пляж. Из знакомых по-прежнему никого. – Сегодня Квасову хоронят. Пойдете?

– На поминки пойду.

– Интересно, из соседей еще кто-нибудь придет?

– Павел, все придут.

– Откуда вы знаете? Ее же все ненавидели.

– Ее больше нет. Есть Николай, есть Юля. Придут к ним. Вы с Дроновым Иваном не разговаривали?

– Было дело. А что? По-моему, он чист. Жарких и с его собутыльниками побеседовал, и с женой его. Он практически весь вечер тридцатого мая был у кого-то на глазах.

– Я не о том. Не спрашивали его, где он в позапрошлый понедельник скотину привязывал? Бычок и телочки его всегда возле реки пасутся. Привязывает он их часов в семь утра, в обед ходит поить, забирает примерно в девять. Я имею в виду в девять вечера. Мог что-нибудь увидеть нечаянно, если скотина паслась недалеко от старого пляжа.

– Мог. Мне почему-то такое в голову не пришло, хотя чью-то скотину на лужке возле пляжа я видел. Только в тот вечер, когда Квасову убили, Дронов за телятами уже около десяти часов пошел. Засиделся с Вовкой Мошкиным. Лариска их еле выпроводила тогда. А за подсказку спасибо. – Посохин поднялся на ноги. – Валентина Васильевна, с девчонками, пожалуйста, не забудьте поговорить. Хорошо? Аккуратно, как вы умеете.

– Поговорю, конечно.

– Пойду, быстренько искупаюсь, а потом мотнусь на кладбище.

– Думаете, убийца явится на похороны? – не без иронии спросила Рыбакова.

– Такое не только в кино случается. – Посохин смахнул с ладоней песок. – Был в моей практике подобный случай.

– Ну-ка, поведайте.

– Да знаете вы эту историю! Запамятовали просто. Дмитрий Евгеньевич вам наверняка рассказывал.

– Здесь, в Бирючинске все произошло?

– Хромушин Игорь. Девяносто пятый год. Вспомнили?

– Так он же с повинной, кажется, явился.

– Получается, Дмитрий Евгеньевич не все вам рассказал. Это я зажал Хромушина среди крестов, когда он пришел на могилку убиенной им возлюбленной посмотреть. На эмоциях он и раскололся. А до этого его даже никто и не подозревал. Почти. Явку с повинной мы ему потом оформили. Пожалели парня. Ему только-только восемнадцать исполнилось. Влюбился в тридцатилетнюю шалаву. Мир ее праху, как говорится. Валентина Васильевна, а Квасова-младшая, ныне Рябинникова, у вас училась?

– Да, а почему вы о ней спросили?

– Какой вы ее помните? В школе у нее проблемы были?

– О чем вы, Павел? А, поняла! Нет, на роль убийцы она никак не подходит.

– Я не думаю, что убийца она.

– На роль организатора она тоже не годится. Проявить волю она в состоянии, но жестокость ей не свойственна.

– Допустим, она ничего не знала о готовящемся преступлении… А парня у нее здесь не было?

– Кажется, за ней Гена Прокудин ухаживал в старших классах. Но вряд ли это было что-то серьезное. А в последние несколько лет в Бирючинске она вообще не появлялась.

– А где он сейчас живет?

– Гена? Здесь, в Бирючинске. В лесничестве работает.

Глава 19

Похороны Квасовой проходили без оркестра, но с отпеванием. Людей у могилы стояло немного, и Карманова майор приметил сразу. Тот выделялся из кучки родственников и приятелей погибшей огромным брюхом и красивым черным костюмом. Ворот его белой рубашки был расстегнут, а из нагрудного кармана пиджака торчал краешек платка цвета красного вина. Аркадий Борисович походил на метрдотеля второсортного ресторана, случайно забредшего на кладбище.

Майор пристроился за спиной у москвича и не отходил от него до конца погребения.

Карманов вел себя на панихиде не как удрученный горем друг или любовник. Он то и дело отпускал сальные шуточки на ухо стоявшей рядом с ним стройной даме в черной юбке, черной кружевной блузке и огромных солнцезащитных очках. Ее траурный наряд дополняли черная кружевная косынка, черный лаковый клатч и черные лаковые лодочки на огромных шпильках. На руке у нее красовался узенький платиновый браслет с каким-то орнаментом.

Посохин ожидал, что женщина, в конце концов, одернет толстяка, но та никак не проявляла своего неудовольствия и даже два раза улыбнулась в ответ на скабрезные замечания Аркадия Борисовича.

«Кажется, флирт у гроба, благодаря кинематографу, уже не считается дурным тоном», – наблюдая за беззаботной парочкой, заметил про себя Посохин.

Собеседницу Карманова майор прежде никогда не встречал. Он был уверен. Судя по одежде, женщина была не из местных.

Когда народ потянулся к выходу с кладбища, Посохин взял москвича за локоть.

– Аркадий Борисович!

Карманов, уже готовясь подцепить под руку даму в черной кружевной блузке, оглянулся и с удивлением уставился на Посохина.

– Вы кто?

– Полиция. Но не Майами. Майор Посохин. Хотелось бы с вами побеседовать.

– О чем?

– О вашей подруге.