Спроси у реки

– Мы с вами, Василий Михайлович, уже полчаса здесь сидим и вперед не продвинулись ни на миллиметр в нашей беседе. Нет, вы, разумеется, может и дальше молчать, закон вам не запрещает, но вы разъясните нам сложившуюся ситуацию, если считаете, что мы вас зря задержали.

– А что говорить? Вон улик сколько.

– Сколько? – Следователь расстегнул на мундире нижнюю пуговицу и откинулся на спинку кресла. – Два обрывка расписки, что мы у вас во дворе нашли?

– Анонимка еще…

– Значит, вы признаетесь в убийстве Квасовой?

Баталин, глядя в сторону, молчал. На рубашке под мышками у него стали проступать большие темные пятна.

Особых симпатий Карельский к нему не испытывал – его раздражали тугодумы, но и особого отторжения фермер у него не вызывал. Он уже понимал, что такой человек мог пойти на преступление только по неразумению и без особой злобы.

– Василий Михайлович, вы же взрослый человек. Не мучайте себя.

– Не убивал я ее.

Фермер сжал кулаки. Кулаки были огромные. Говорили, что Баталин свободно ломает подковы и разрывает резиновые мячи. Глядя на его руки, Карельский готов был в это поверить.

– Хорошо. Будем разбирать завал постепенно. Откуда у вас во дворе взялись обгорелые обрывки расписки?

– Не знаю.

Следователь неторопливо открыл лежавшую перед ним папку и, достав оттуда два клочка бумаги, подвинул их на край стола.

– На одном из них фрагмент вашей подписи? Посмотрите внимательней.

– Чего смотреть – видел я эти бумажки уже.

– Так вы признаете, что на одной из них фрагмент вашей подписи?

– Не знаю. Вроде моей.

– А ниже вашей чья подпись стоит?

– Не знаю.

– Это подпись Квасовой Раисы Николаевны. На втором обрывке прописью написано «пятьсот ты». Это ваша рука?

– Не знаю. Может, и моя. Но Райку я не убивал.

– А что вы сделали?

– Ничего я не делал.

– Тогда откуда появились у вас во дворе эти клочки?

– Да не знаю я! Вот крест святой, не знаю!

Привычным жестом Баталин перекрестился.

– Ладно, допустим. Деньги у Квасовой Раисы Николаевны вы занимали?

Баталин, насупившись, долго молчал. Карельский ждал, перечитывая еще раз показания жены фермера и его работников о том, как тот провел вечер тридцатого мая. Сказать точно, где находился Баталин примерно с девяти до двадцати минут одиннадцатого, никто из них не мог. Сам фермер утверждал, что ездил осматривать бахчу.

– Так брали или нет? – спросил следователь, закрывая папку и отодвигая ее в сторону.

– Брал, – опустив голову, еле слышно ответил Баталин и тяжело вздохнул.

– Слава богу! И сколько?

Баталин закусил губу.

– Василий Михайлович! Ну что вы как маленький, в самом деле.

– …Пятьсот тысяч.

– Так это обрывки вашей расписки?

– Наверное, моей.

– Вы не уверены?

– Не знаю.

– Где вы были вечером тридцатого мая этого года?

– Я же вашим уже рассказывал.

– Расскажите теперь мне.

– Ладно. Сначала был в гараже – чинил прицеп к трактору. Потом дома поужинал и поехал на бахчу. Когда вернулся оттуда, попил с женой чаю и лег спать.

– Вы по пути на бахчу кого-нибудь видели? Если не человека, то может, машину или мотоцикл?

– Не помню. Вроде нет.

– Василий Михайлович, вас подозревают в совершении убийства. Вы это осознаете?

– Все я понимаю.

– А почему так неохотно сотрудничаете со следствием?

– А что говорить-то, если я никого не убивал?

– Скоро сюда адвокат Мыльников подъедет, жена ваша его наняла, может тогда у нас разговор пойдет веселее. Положение у вас незавидное, Василий Михайлович. Чистосердечное признание могло бы вам здорово помочь. И раскаяние, разумеется.

– Как оно мне поможет?

– Срок будет заметно короче.

– Я же никого не убивал.

– Но деньги в долг у Квасовой брали?

– Деньги брал.

– А эта расписка как у вас оказалась?

– Это второй экземпляр. Их два было. Этот мой.

– Василий Михайлович, не надо сочинять. Квасова всегда составляла расписки в единственном экземпляре. Должникам никаких бумаг не полагалось.

– Это неправильно.

– Разумеется. Но исключений она никогда не делала.

– Я взял крупную сумму. Поэтому было два экземпляра.

– Василий Михайлович, вы держите меня за идиота? Раиса Николаевна Квасова гражданке Харченко в 2007 году давала в долг семьсот тысяч рублей на покупку машины, но расписка, по ее словам, была только одна. Зачем гражданке Харченко врать? Или вы считаете, что пятьсот тысяч рублей больше семисот тысяч? Или может быть, Квасова дала вам пятьсот тысяч долларов?

– Я… свою расписку… во дворе нашел… возле ворот, – покачиваясь и поглаживая себя по толстым бедрам, сказал Баталин.

– Да ну!

Фермер исподлобья посмотрел на Карельского.

– И она уже была обгорелой.

– И вы сразу поняли, что это ваша расписка?

– Да. Но она была не вся. Только середина. Края были обгорелыми. Со всех сторон.

– Так, и что было дальше?

– Я ее сжег. В тот же день.

– В мангале?

– Нет. Дома, на газе.

– Когда это произошло?

– Вчера. Жадность меня одолела, товарищ следователь… Не удержался я. Думал, никто не узнает.

– У вас велосипед есть, Василий Михайлович?

– Был, лет десять назад. Я его продал в Битюгово одному мужику, после того как мотоцикл купил. У меня еще скутер есть. Ну, кроме машин и трактора. А чего вы про велосипед спросили?