Спроси у зеркала

Температура не заставила себя долго ждать. Валерка приготовился к страданиям, приготовился к одиночеству. Но мама, хоть и оплошала с рубашкой, лишний раз продемонстрировала свою мудрость:

— Так, дети! Мы с Владимиром Александровичем сегодня идем на концерт Иосифа Кобзона. Вам, насколько я разбираюсь в молодежи, это вряд ли будет интересно. А потому вы остаетесь в номере. А, вот еще что. После Кобзона мы с Владимиром Александровичем пойдем в казино, вернемся очень поздно. Так что, я думаю, будет правильнее, если ты, Валерик, сегодня переночуешь в нашем с Ларочкой номере, на моей кровати, чтобы мы не перебудили вас ночью. Договорились? Да, вот еще что. Ларочка, детка, поработай немножко сестрой милосердия? Я купила кефира, сейчас он хорошенько охладится в холодильнике, а потом ты смажешь им Валерика, хорошо?

Лариска растерянно захлопала глазами:

— А как? Я не умею…

Изольда Ильинична сжала губы, недовольная непонятливостью будущей невестки.

— Ну как, как? Очень просто! Налей немножечко себе в ладошку, а потом разотри по плечам Валерика. Ну и про спину не забудь, конечно, про руки, шею помажь. Да кефира не жалей, мажь щедро.

— Хорошо, тетя Зольда, — покладисто кивнула Ларочка. — Сделаю. А потом что? Смыть тряпочкой?

— Ну что ты, детка, ни в коем случае! Тряпочкой будет очень больно! Пусть полежит в кефире часок, помаринуется. За это время кефир должен впитаться. А ты потом просто ладошкой, смоченной в теплой водичке, нежненько, чтобы не поранить обожженную кожу, смоешь остатки. Впрочем, особо не старайся, не три. Просто легонько пройдись ручкой, аккуратненько, ласково, чтобы снять возможные крупинки. Но не старайся смыть лишний жир — кожа должна быть жирной, это как питательный крем, поняла?

Ларочка вздохнула — фи, месить рукой холодный кефир, а потом еще смывать жирную Валеркину кожу! Да деваться некуда, спорить не привыкла:

— Поняла, тетя Зольда.

— Вот и чудненько, тогда мы пошли. И вообще, Ларочка, ты тут за ним приглядывай. Сегодня ты за старшую, — и, подхватив под руку молчаливого супруга, Изольда Ильинична бесшумно выплыла из апартаментов.

Лариса включила телевизор, пощелкала кнопками в поисках чего-нибудь интересного. Валерка лежал на материной кровати, распластавшись на животе — спина горела адским пламенем. Молчать было ужасно неловко, а придумать тему для разговора Валерик никак не мог. Да и вообще — разве можно вести светские беседы, прижавшись животом к кровати, как к родной?! Ему хотелось выть в голос — сколько лет мечтал остаться с Ларочкой наедине, а теперь лежит перед нею немощный, как старик, как расплющенный цыпленок табака на сковородке! Только жар почему-то идет не снизу, а сверху, словно его засунули в духовку и включили верхний нагрев.

Минут через тридцать Ларочка решила, что, наверное, кефир уже достаточно охладился, и приступила к процедурам. Присела на краешек Валеркиной кровати, осторожненько налила в ладошку кефира, да не подрасчитала малость, перелила, и капля кефира некрасивой кляксой растеклась на ее халатике. Чертыхнувшись, опрокинула содержимое ладошки прямо на Валеркину спину. Тот вздрогнул: не слишком-то приятно разгоряченной солнцем и высокой температурой коже прикосновение чего-то холодного и склизкого. Впрочем, к этому быстро привыкаешь. И даже начинаешь получать не абы какое удовольствие, если размазывает по тебе эту гадость не кто попало, а самая любимая девочка на свете. И, несмотря на боль, на температуру, на озноб, Валерка опять 'поплыл', как несколько часов назад на пляже. Только теперь ему можно было не опасаться, что кто-то обнаружит его восторг от прикосновений Ларочки — теперь-то он лежал на животе, и вставать в ближайшее время не собирался. А значит, никто, даже сама Ларочка не догадается, как именно он к ней относится, как безумно счастлив он от ее прикосновений, как требовательно напряглось его тело…

Все хорошее быстро заканчивается. Ларочка покончила с процедурой в пять минут. Вымыла руки с мылом, забралась на свою кровать, села на ней по-турецки и уставилась в телевизор. Через несколько минут ей это надоело, и она достала из дорожной сумки молодежный журнал, стала листать глянцевые страницы. На ее лице явственно читалась скука.

И Валерка решился. Он уже давно не находил себе места, изводил себя страшными подозрениями и дикой ревностью, но все не мог придумать повода для выяснения отношений. Теперь же понял: или он немедленно, сей секунд, расставит все точки над 'i', или всю жизнь будет корчиться в муках ревности.

— Лар, а тот 'Андрей' — это кто? Одноклассник? Могловец или Николаенко?

Лариска медленно повернула голову в сторону Валерки, несколько мгновений смотрела на него удивленно, потом довольно высокомерно, даже где-то надменно, так несвойственно для нее, произнесла:

— Видимо, кто-то основательно покопался в нашем классном журнале? Иначе откуда такие сведения?