Спроси заклинателей духов

— Вот и хорошо, Глафира, — сказал Авдей. Он терпеть не мог стоять в очередях. Даже в очереди за пивом, если было больше пяти человек, он никогда не стоял. — Вот и хорошо, — повторил он. — Поживем дня два у друзей, время терпит, а сейчас идем напротив, в предварительную, там народу поменьше.

Народу там совсем не было. Авдей взял билеты в двухместное купе. Глафира была рада и лишний раз подумала, как хорошо быть за крепкой широкой спиной такого умного мужа. «Вот пил бы поменьше», — чтоб не сглазить, тут же подумала она и стала привычно нудеть о том, что у нее для юга нет пляжного костюма, и звать Авдея в магазин.

— Ты еще за лифчиками меня возьми! — посоветовал он. — Во будет картина! Ты хоть соображаешь? Кандидат географических наук у прилавка рассматривает лифчики! Да ты знаешь, сколько тут в Москве можно встретить знакомых? Они ж со смеху попадают!

— Ладно, ладно, успокойся, Авдюша, успокойся! Я сама схожу, сама…

Честно говоря, жена его частенько раздражала. Когда-то она работала у него в лаборатории машинисткой. Они встречались. Вскоре в институте начали про них поговаривать. Пришло время — надо ей идти в больницу. Авдей отговорил. И вместо больницы повел в загс, а вскоре, отправив ее в декрет, оставил дома воспитывать сына Тимошку, которого безумно любил.

И вот их первый совместный отпуск. Глафира вообще ни разу не была на материке, и Авдей понимал, что тут она будет его раздражать еще больше.

— Если чего не понимаешь, — объяснял он ей, — смотри на меня и молчи. Главное — молчи. Да?

— Ага, — кивнула она.

Феодосийский таксист, помогая выгружаться своим пассажирам, поднял чемоданы Авдея и крякнул:

— Ого! Консервы небось? Да вы не беспокойтесь — тут в Доме творчества кормят хорошо.

«Знал бы ты, что у меня в чемодане», — ухмыльнулся Авдей про себя, а вслух сказал жене:

— Видишь, ребенок мучается? Чего стоишь? Веди его в кусты… не стесняйся… детям можно… Да не в розы, они колючие! Вон под то дерево!

— Под пальму?

— Под фикус! Какая тут пальма?! Где ты ее видишь? Тут отродясь пальмы не водилась! Они в Ялте! Или еще дальше!

Во время этого горячего монолога Тимошка деловито полил асфальтовую тропинку и вернулся к родителям, выяснявшим разницу уже между туей и кипарисом.

— Сидите здесь, на скамейке, — сказал Авдей, а сам пошел к дежурному администратору оформляться.

Получил ключи от уютного коттеджа с верандой, с тремя шезлонгами, с коммунальными удобствами, с клумбами и тропинками вокруг, а главное, в такой чаще, что в самую пору играть в индейцев. Даже ворчавшему с утра Авдею место очень понравилось, он заулыбался, тут же деловито устроился на веранде, достал из саквояжа две бутылки «Магаданского пива» десятидневной давности и с удовольствием раскупорил их.

— Живут же люди! — вздохнул он, обозревая все вокруг.

Глафира была на седьмом небе.

После обеда пошли втроем прогуляться по набережной. И тут Авдей по привычке все изучать и из всего делать результативные выводы пришел к заключению, что задача курортника — выглядеть как можно нелепей.

Глафира смотрела на все, открыв рот. Старушки, гарцевавшие в шортах… Девчушки, без бюстгальтеров, глянцево-шоколадные, окружили мороженщицу… два грузина в папахах и босиком… знойная яркая брюнетка с длинной папиросой в зубах, в накинутой на голое тело вывернутой дубленке. Два мускулистых красавца, несущих на плечах по роскошной блондинке, а на каждой блондинке по огромному рюкзаку, — это туристы направляются в горы…

Поглядев на себя со стороны, почувствовал Авдей собственную ветхозаветность и приближающуюся старость.

— Это иностранцы, да? — тихо спросила Глафира.

— Какой к черту иностранцы! — начал заводиться Авдей. — Наши все! Доморощенные! И ты через неделю такой будешь!

— Что ты, Авдюша, что ты…

Тут уж Авдей явно перебрал.

— Извини, Глаш… Идем к морю…

Воды Глафира боялась. Плавать не умела. Они позагорали немного. Авдей повозился в воде с Тимошей.

— Домой пора… много сразу нельзя, Глаш… Много солнца вредно…

Купила ему Глафира белую полотняную фуражку с надписью по козырьку: «Ну, погоди!», где вместо кокарды эмблема с волком, немыслимой расцветки плавки, шлепанцы — японские гета на деревянном ходу, которые он тут же отдал Глафире, решив ходить босиком.

Многому научился в своей жизни Авдей, одного не умел — отдыхать. И здесь он с утра отправлял жену и сына на пляж, а сам садился на веранде, доставал книги, папки, рукописи, карты и схемы и работал в тишине, пока солнце не ударяло.

Перед обедом уходил на пляж, отыскивал своих, окунался в волну, лежал минут десять, затем торопливо одевался и тащил всех в столовую.

На пляже он с интересом всматривался в лица отдыхающих. Жизнь и без того коротка, чтобы отдавать ее всю нуждам производства — вот и все, что мог он прочесть на блаженных лицах отдыхающих.

После обеда, пока жена и сын спали, он сидел в библиотеке. На полдник они не ходили. А вечером, взяв малыша, Авдей уходил в кафетерий напротив Дома творчества. Там он покупал сыну безе — кулинарить тут умели, — а себе брал бутылку минеральной.