Спроси заклинателей духов

Он молча курил. Чай уже был готов. Он всегда вставал раньше нас и успевал приготовить чай.

— Что решил с Москвой? — спросил я его в лоб.

— Нелетная погода, — вздохнул он и улыбнулся грустно.

Я взглянул в окно. Было чистое безоблачное небо, синий спокойный океан и ясное полярное незаходящее солнце.

…Обедать все решили в ресторане. Но Эми повела нас на берег моря, она там заметила что-то. Это оказалась лодка Керго. Сам он радостно приветствовал нас и предложил Эми собираться и переходить в лодку.

— Он боится, что ты увезешь меня в город, — шепнула мне Эми. — А что мне в городе делать? Мне без тундры нельзя… С тобой хорошо, а без Керго и Имаклик я не могу…

Она объясняла мне все, как ребенку.

— Вот если б ты остался здесь, а? — спросила она.

— А куда же мне без них? — кивнул я на ребят.

— Вот видишь, — она улыбнулась. — Закончишь дело, приезжай, а?

«Великий охотник не может быть одновременно… — вспомнилось мне. — Да что они, сговорились, что ли, все? Наягнек, и Керго, и Эми!»

Она передала свою сумку старику. Он аккуратно положил ее в лодку, сел, закурил, молча глядя в океан. Потом что-то начал говорить по-эскимосски. Я удивился. Старик прекрасно без акцента говорил по-русски, знал английский, чукотский само собой. Зачем ему сейчас говорить по-эскимосски?

— Он тебе что-то говорит? — спросил я тихо Эми.

Она покачала головой и начала тихо переводить:

— …верьте солнцу… верьте ночи… верьте словам любимой… мы не умрем… мы не исчезнем.

— Это заклинание?

— Скорее совет… что-то родовое то ли старых гренландцев, то ли аляскинцев… я уже слышала это где-то. Ну да, ты прав, это заклинание… для нас с тобой, кто знает? Зря старик не будет вспоминать старые песни.

Она собрала на берегу много сухих щепок, плавника, дощечек. Подожгла.

— Пообещай, что он будет гореть до тех пор, пока ты не потеряешь из виду меня и лодку, — сказала она.

Лодка отчалила. Эми стоя махала рукой. Мы разожгли огонь поярче.

Ребята ушли, я сидел у костра один.

Костер горел долго.

День большого везения

В минувшую зиму у нас с Игорем был большой переход на собачьих упряжках с мыса Шмидта дальше на восток. Через много дней тяжелого пути мы заночевали в Нутепельмене, собак сменить нам не удалось, и утром, едва отдохнув, но хорошо на ночь покормив наших четвероногих товарищей по работе, двинулись дальше к конечной точке маршрута — маяку Дженретлен, чтобы, осмотрев его и оценив его возможности в будущей навигации, повернуть на юг к побережью Колючинской губы, где были наши балки — два передвижных домика лоцмейстерско-гидрографического отряда. Там надлежало сторожу экспедиционного имущества оставить собак (их заберут каюры с Нутепельмена), а самим, дождавшись вездеходов из бухты Провидения, возвращаться домой, в эту бухту.

За один перегон мы прошли Острова Серых Гусей (никакие это не острова, а длинные узкие песчаные отмели, насквозь продутые северными ветрами, и даже зимой с них выдувает снег и высокая желтая трава колышется от малейшего дуновения, и кажется издали, будто это желтые взмутненные волны моря), прошли косу Беляка, и собаки радостно вынесли нас на крутой обрыв, почуяв ярангу. Их энергии поприбавилось в предчувствии долгого отдыха, и, вконец обессиленная, упряжка остановилась у одинокой яранги, где когда-то было стойбище Тойгунен.

Удивительно, но никто нас не вышел встречать. Мы привязали нарту к выброшенному морем бревну и осторожно пошли к яранге. Зарычали черные лохматые псы хозяина, но никто так и не вышел. Псы обнюхали нас и замолчали.

Мы вошли в чоттагин[1], присели у потухшего костра.

Два черных пса вошли следом за нами. Откинулся полог, и выглянула старуха. Следом за ней показалась голова старика и тут же скрылась.

Мы поприветствовали хозяев, старуха не ответила, слушала молча, нашего чукотского языка было крайне недостаточно, чтобы растолковать ей о ночлеге, о кормежке для нашей упряжки, о том, чтобы взять взаймы хотя бы двух-трех псов взамен наших ослабевших.

Так же молча она вылезла из полога, собрала веток, разожгла костерок и повесила над ним закопченный чайник.

Мы поняли это как приглашение, как знак чукотского гостеприимства. Игорь остался, а я пошел к нарте и вскоре вернулся с рюкзаком, где были наши съестные припасы.

Мы с Игорем обратили внимание, что старик часто и натужно кашлял. Наверное, простудился. Наша аптечка была в том же рюкзаке, и, пока готовился чай, я достал необходимые таблетки, протянул старухе, показал в сторону полога, объяснил ей знаками, что старику их надо принять, показал сколько, налил горячего чая из термоса и протянул ей.

Она поняла, кивнула, забралась в полог, и мы слышали, как она объясняла своему мужу что-то по-чукотски.

После чая с сахаром и галетами (старуха присоединилась к нашей трапезе так же молча, подавая иногда в полог то кусочек сахару, то галету с маслом, то чай) мы принялись варить обед — суп из нерпы.

Чего-чего, а специй для чукотской кухни у нас было много, и старуха с удивлением вдыхала незнакомый запах нашего варева и внутренне удивлялась, как из обычной нерпы можно приготовить что-то с другим западом.