Спрут

Вакка осадил лошадей. Ехать дальше было нельзя. Громадная куча домашнего скарба, беспорядочно сваленного посреди дороги перед домом Энникстера, преграждала им путь. Семейный очаг Хилмы был разорен: из дома вынесли и безжалостно бросили на дороге все, что они с мужем купили в ту чудесную неделю после свадьбы. Тут был и белый спальный гарнитур - все три кресла, умывальник и комод, ящики которого вывалились, а содержимое рассыпалось по земле; рядом валялись белые шерстяные коврики из гостиной и подставка для цветов вместе с осколками горшков и поникшими цветами, разбитый стеклянный шар и дохлые золотые рыбки, плававшие прежде в нем; качалка, швейная машина, большой круглый стол мореного дуба, лампа с красным абажуром из тонкой гофрированной бумаги, прелестные литографии, изображавшие хор ясноглазых мальчиков и мечтательных девиц в розовых платьицах и деревянные резные орнаменты - перепелка и дикая утка, подвешенные каждая за одну ногу; и, наконец, чистые, свеженакрахмаленные кисейные занавески, грубо сорванные и измятые. Кровать - их чудесная кровать с пологом, нарядная и веселая, которой Хилма так гордилась, была выброшена из уютного, сокровенного уголка спальни в пыль проезжей дороги, всем напоказ, на осмеяние; ее осквернили, над ней надругались.

Хилме показалось, что на обозрение выставлена какая-то частица ее души,- выставлена, поругана, втоптана в грязь. То, что было для нее свято, оказалось осмеянным, оплеванным. Горькие слезы оскорбленного достоинства застлали ей глаза, краска стыда залила лицо.

- Боже мой! - вскричала она, чувствуя, что рыдания подступают к горлу.- Боже, как они могли!

Но тут же ее охватил страх, затмивший все прочие чувства - очевидно, впереди ее ждали еще горшие испытания.

- Гони,- крикнула она Вакке,- скорей, скорей!

Но Вакка не послушался. Он заметил то, что ускользнуло от внимания Хилмы: на веранде стояли двое мужчин - вне всякого сомнения, полицейские из отряда шерифа. Хозяевами здесь были они, и присутствие в Кьен-Сабе врагов, участвовавших в разгроме дома, привело его в совершенный ужас.

- Нет уж,- заявил он, слезая с козел.- Не повезу я вас туда - а то еще подстрелят вас. Да и проехать нельзя - вся дорога завалена вашим добром.

Хилма спрыгнула на землю.

- Пойдемте,- сказала она, обращаясь к миссис Деррик.

Потерявшая всякое самообладание, растерянная, трепещущая миссис Деррик повиновалась, и Хилма, обойдя руины своего домашнего очага, вывела ее на тропинку, ведущую к Эстакаде и ферме Хувена.

Дорога перед домом и двор были забиты народом. Опрокинутая коляска лежала у обочины, неподалеку от дома; запутавшихся в постромках лошадей держали двое мужчин. Под дубом стояли дрожки Карахера, а рядом с ним - легкий фаэтон, принадлежавший, как было известно Хилме, доктору из Гвадалахары.

- О Боже, что тут случилось, что случилось? - стонала миссис Деррик.

- Идемте! - сказала Хилма и, взяв ее за руку, стала проталкиваться сквозь толпу, которая безмолвно расступалась перед двумя женщинами. Они вошли во двор.

- Пресли! - вскричала миссис Деррик, увидя его у входа в дом.- Пресли, что случилось? Где Хэррен? Где Магнус? Что с ними?

- Сюда нельзя, миссис Деррик,- сказал Пресли, идя им навстречу,- нельзя.

- Где мой муж? - спросила Хилма.

Пресли отвернулся и ухватился за дверной косяк, чтоб устоять на ногах.

Оставив миссис Деррик, Хилма вошла в дом. В зале было полно людей. Словно в тумане увидела она смертельно бледных Сайруса Рагглса и Бермана, понизив голоса, они озабоченно разговаривали о чем-то с Каттером и Фелпсом. В комнате въедливо пахло каким-то лекарством. На столе стоял чемоданчик доктора, лежали хирургические инструменты, синий продолговатый пакет с ватой и бинты. Люди, находившиеся здесь, разговаривали приглушенными голосами, двигались почти неслышно, и все звуки покрывал один страшный - нырывавшееся из чьей-то груди натужное, хриплое, прерывистое дыхание.

- Где мой муж? - закричала Хилма. Она оттолкнула столпившихся перед ней мужчин и увидела Магнуса, который стоял с обнаженной головой, и нескольких, лежавших прямо на полу людей. Верхняя часть туловища одного их них была сплошь забинтована; над ним, стоя на одном колене, склонился доктор без пиджака и что-то

делал.

Бледный как полотно Гарнетт повернулся к Хилме.

- Где мой муж?

Не ответив ни слова, он отступил в сторону, и Хилма увидела на кровати безжизненное тело своего мужа. Она не вскрикнула. Не проронила ни звука. Подошла к кро-вати, села и, бережно взяв обеими руками голову Энникстера, переложила ее себе на колени. Она словно застыла и этом положении, продолжая держать на коленях его мертвую голову; невидящий взгляд ее блуждал по лицам толпившихся в комнате людей, из широко раскрытых глаз падали крупные слезы и медленно скатывались по щекам.

Когда Магнусу сообщили, что приехала его жена, он выбежал во двор. Она бросилась к нему.

- Скажи мне правду! - закричала она.- Хэррен… Он?.. Он?..

- Пока ничего нельзя сказать,- ответил муж.- Боже мой, Энни!..

По тут же сдержался: он умел владеть собой, и сейчас было не время терять самообладание.