Спрут

Эльзе была вся напряжена и с трудом сдерживала глухую злость. Она взяла чашку, которую до того поставила на холодильник, и открыла дверцу шкафчика, чтобы водворить ее на место. Но движения ее были столь нервны и неуправляемы, что чашка упала на пол и разбилась.

— Да что с тобой? — раздраженно спросил он. Эльзе театральным жестом развела руки и, оглядев себя сверху донизу, сказала:

— Вот видишь, что ты со мной сделал. Нервы ни к черту. Я вся издергана. Я этого не выдержу.

Он, держа себя в руках, холодно проговорил:

— Если хочешь мне все изложить, валяй сейчас, чтобы потом никогда к этому больше не возвращаться.

Эльзе вся словно окаменела. Губы у нее были плотно сжаты. И вдруг она изо всех сил дала мужу пощечину.

— Ты сам довел меня до этого. Не могу тебя больше выносить. На следующей неделе сяду в поезд и уеду. Освобожу тебя от своего присутствия.

Комиссар попытался не терять спокойствия.

— Не смогли ли бы мы разрешить этот вопрос как цивилизованные люди? — сказал он, — Тем более это касается и девочки.

Эльзе в знак согласия слегка кивнула. И покачала головой, словно признавая, что вела себя глупо. Теперь, дав выход нервному напряжению, Эльзе чувствовала себя вконец опустошенной.

В тот вечер они больше не обменялись ни словом. Когда настало время ложиться спать, комиссар достал из шкафа одеяло и простыни и постелил себе на диване.

Новые богачи

Сереньким ноябрьским утром на вокзале Трапани Каттани помог жене погрузить в поезд чемоданы. В конце концов оба пришли к выводу, что для них будет лучше пожить вдали друг от друга. Если эксперимент удастся, то есть если они затоскуют по семейной жизни, то вновь съедутся. Если же нет — каждый пойдет своей дорогой.

Некоторое время Эльзе собиралась пожить в Милане, где у нее много знакомых и друзей. Потом, возможно, она покинет Италию и поселится во французском городке Эвиан, где родилась. Что же касается девочки, то Каттани не возражал против того, что мать увезет ее с собой. «Да, я вряд ли смогу о ней как следует заботиться», — уступчиво соглашался он.

До отхода поезда оставалось всего несколько минут. Опаздывавшие пассажиры прибавляли шаг, громко окликали друг друга. Каттани с женой обменялись поцелуем — вернее, только сделали вид, что поцеловались. Потом он нагнулся — попрощался с дочерью. Но Паола, которая внешне спокойно переносила разрыв между родителями, вдруг повела себя совершенно неожиданно. Обхватив руками отца за шею, она принялась кричать во весь голос:

— Я не хочу уезжать, не хочу с тобой расставаться! — И разразилась неудержимыми рыданиями. — Папа, возьми меня к себе!

Ошеломленный этой сценой, которой он никак не ожидал, Каттани стоял в полной растерянности. Потом попытался успокоить Паолу лаской.

— Не волнуйся, — шептал он ей на ухо. — Папа приедет навестить тебя в Милан. И обещаю, что все каникулы ты будешь проводить здесь, со мной.

Но все уговоры были тщетны. Тем временем на перроне появилась приземистая фигура дежурного по станции, в красной фуражке, со светящимся жезлом в одной руке и свистком — в другой. Еще секунда-другая, и поезд отправится. Паола вдруг выскользнула из объятий отца и пустилась бегом ко входу в здание вокзала. Ее было уже не догнать. Она бежала легко и решительно, длинные волосы развевались по ветру, словно флаг.

Эльзе в досаде и огорчении застыла на площадке вагона.

— О боже, — прошептала она, — за что ты отнимаешь у меня и ее?

Дежурный поднес к губам свисток.

— Не будем устраивать спектакль, — торопливо сказал Каттани. — Я не смогу держать ее у себя. При всем желании не смогу ухаживать за ней. Поэтому ты сейчас уезжай, а я ее отправлю в Милан самолетом, как только сумею уговорить. Может быть, я пришлю ее даже сегодня.

— Закрыть двери! — прокричал дежурный, и под громкое хлопанье дверей он трижды просвистел в свой свисток. При третьем свистке поезд с лязгом дернулся и тронулся в путь.

* * *

Сидя у себя в служебном кабинете, Каттани приглядывался к дочери. Девочка уже почти совсем успокоилась и, пристроившись рядом с ним за столом, рисовала. Наверно, он слишком долго не уделял этой девчонке сколько-нибудь внимания и теперь чувствовал, как его захлестывает необыкновенная нежность. Но тут же пришла тревожная мысль: что будет, если дочь останется у него насовсем? «Мне просто не справиться, — думал он. — Отправлять в школу, следить за урокам я, кормить, одевать... Нет, я не создан для такого».

Подстегиваемый этой мыслью, он придвинулся еще ближе к Паоле и сказал:

— Слушай, давай заключим с тобой соглашение. Завтра ты отправишься к маме, я посажу тебя на самолет. А время от времени ты будешь приезжать ко мне. Я это организую, буду брать на несколько дней отпуск, и мы всегда будем проводить его вместе.

Но девочка не поддавалась никаким уговорам.

— Я никуда не поеду, — твердила она. Каттани начал терять терпение. Он попробовал повысить голос:

— Нет, ты поедешь. Не хочешь по-хорошему, я заставлю тебя.

— Даже и не надейся, — столь же решительно заявила Паола. — Если будешь заставлять меня, я выброшусь из окна.