Соседи зашикали на них, поскольку Кинбакаб всё ещё продолжал свою речь, придумывая всё новые уничижительные эпитеты для дикарей и всё более яркие сравнения для описаний победной поступи странников по планете Земля. Поэтому Ольт заговорил ещё тише:
– Я думал, вдохновенные речи – дело ишчелианцев.
– У всех есть свои маленькие слабости, – пожал плечами сосед. – Я, например, люблю купаться в реке голышом, Кинбакаб любит пытки и пафосные речи… Каждому своё.
– Каждому своё, – задумчиво повторил Ольт и словил себя на мысли, что привык судить об ишчелианцах, в основном исходя из полушутливых, полупрезрительных рассказов, которыми они обменивались с другими воинами, сидя у костра.
Теперь, подумал он, ему предстоит поближе познакомиться с представителями всех каст. Может быть, намного ближе, чем он когда-либо мог себе представить, и уж точно ближе, чем ему хотелось бы.
Тем временем Кинбакаб прервался, и Келгани воспользовался повисшей паузой:
– Я думаю, бойцам все же следует немного отдохнуть перед выходом. Да и позавтракать пора бы. И вот ещё что… Ферулан, задержись на минутку. Нам с тобой нужно обсудить маршрут.
Собеседник Ольта толкнул его локтем в бок и подмигнул:
– Мой выход.
– Так ты и есть Ферулан? – спросил Ольт.
– Ага. Так что с этой минуты ты мне подчиняешься, – сказал он и, заметив смятение Ольта, хохотнул, – Да не бойся ты, я добрый! Гонять по мелочи не буду.
Ферулан подошел к столу, где Келгани уже прочерчивал маршрут. Остальные странники затопились к выходу, стремясь побыстрее покинуть душное помещение. Ольт не торопился к ним присоединиться. Когда в шатре не осталось никого, кроме аж-сулов и Ферулана, он вежливо кашлянул, обозначая свое присутствие.
– Прошу прощения, но мне необходимо поговорить с вами по одному деликатному делу, – сказал Ольт. – Это не займет много времени.
– Что произошло? – спросил Келгани, оторвавшись от своих расчетов.
Кинбакаб кивнул, выражая свою готовность выслушать.
– Тут такое дело…
Ольт вкратце рассказал о том, что произошло в подземном городе, и как Ное попал в плен, ослушавшись приказа командира.
– Таким образом, действия Ное можно расценивать как дезертирство и беспричинное подвергание опасности всей команды. Пока он был болен, я не хотел предпринимать никаких действий. Но теперь он почти поправился и, согласно военному кодексу, его требуется отправить под трибунал.
– Хорошо, что ты доложил об этом, – сказал Келгани. – Ситуация, конечно, щекотливая. С одной стороны, парень и так пострадал и, вероятно, получил хороший урок. Но, с другой стороны, военный кодекс обязывает нас принять меры. Я думаю, лучше всего будет отложить решение хотя бы до того времени, когда ваш отряд вернется из разведки. Тогда мы сможем встретиться на этом же месте и выслушать все стороны.
– Я не согласен, – сказал Кинбакаб, скрестив руки на груди. – Такие вещи нельзя пускать на самотек – этим мы буквально поощряем дезертирство и неподчинение. Неизвестно, скольким этот сопляк уже успел рассказать о своем героическом подвиге.
– Не думаю, что он стал бы трепаться. Не слишком-то большим героем он вышел из той пещеры, – сказал Ольт.
– Во-первых, я не люблю, когда меня перебивают, – холодно заметил Кинбакаб. – А, во-вторых… Как бы там ни было, я настаиваю, что эту ситуацию необходимо решить немедленно. И, более того, сделать это нужно публично, на поляне. Чтобы всем стало понятно, что мы тут не шутки шутить собрались.
– Мне кажется, сейчас куда важнее отправить разведотряд, – заметил Келгани. – А всякие мелочи можно и отложить.
– Мелочи? Ты считаешь, что неподчинение командованию – это мелочи? Я уверен, что, если мы немедленно не пресечем такие действия, то к моменту возвращения разведотряда в лагере уже будут десятки таких, как этот Ное. Не случится ничего страшного, если отряд немного задержится. Этот городишко стоял там несколько сотен лет – постоит и еще денек.
– В любом случае, – сказал Келгани, – чтобы принять решение, мы должны выслушать мнение Уочита.
– Ты всерьез полагаешь, что нам это необходимо? – усмехнулся Кинбакаб.
Келгани вздохнул. Он и сам прекрасно знал, что Уочит примет сторону сильнейшего. А в данной ситуации сильнее был, безусловно, Кинбакаб. Келгани хорошо справлялся с командованием на поле боя и с планированием военных операций, но в ведении абстрактных дискуссий он всегда пасовал. И нечего было даже думать о том, чтобы победить Кинбакаба в полемике. Что же касается Уочита, то для всех было загадкой, как он дослужился до аж-сула, учитывая, что даже участию в совещании он предпочел здоровый сон и сытный завтрак. Формально его мнение имело вес, но на практике ждать от него каких-то важных решений не приходилось.
В последней надежде Келгани взглянул на Тейта, который с самого утра не проронил ни слова:
– Тейт, а ты что скажешь?
– Скажу, что вы оба по-своему правы, – сказал он.
– Ишчелианцы… Вечно вы пытаетесь усидеть на двух стульях, – фыркнул Келгани, но тут же осекся, прекрасно понимая, что не стоит наживать себе врага в лице Зрящего.