Спустя вечность

Такой же вопрос мы могли бы задать и автору этой книги: «Легко ли быть сыном Кнута Гамсуна — конунга норвежской литературы?» Но Туре Гамсун уже дал исчерпывающий ответ на него, как в этой, так и в своих прежних книгах об отце, раскрывая его характер, показывая, какого нервного напряжения стоила Гамсуну каждая книга, как он в поисках покоя бежал из дома в отели и пансионаты, откуда тут же начинал рваться обратно домой, где его ждали любимые непоседы и любимое, не менее, чем литературное творчество, занятие хозяйством в Нёрхолме.

Был ли Гамсун деспотом в своей семье? Конечно, был, и в силу своего характера, и в силу своей работы. Был ли он любящим отцом и мужем? Конечно. Хотя некоторые исследователи обвиняли его в том, что он отсылал детей из дому, едва они достигали отроческого возраста, чтобы они не мешали ему работать. Но письма Гамсуна опровергают это. Он всегда писал каждому из детей отдельно. Писал дрожащей рукой — ведь ему было уже за семьдесят. Он хвалит их, и бранит, и поучает, но всегда готов прийти к ним на помощь, как, впрочем, каждый любящий отец.

И дети отвечают ему такой же любовью. Туре всегда помогает отцу решать литературные дела. Арилд, сам талантливый литератор, все силы отдает восстановлению хозяйства в Нёрхолме после войны. Эллинор в память об отце завещает проценты со своего состояния на реставрацию Нёрхолма.

А Мария, якобы виновная в «непатриотическом» поведении Гамсуна? Разве не ей он после долгой разлуки, произошедшей по вине профессора Лангфельдта, сказал самые прекрасные слова, какие мужчина может сказать женщине: «Пока тебя не было, мне не с кем было говорить, кроме Бога»? Тогда у него оставалось еще два года на разговоры с Марией, но он уже не мог слышать того, что она ему говорила. И видеть ее он тоже уже не мог.

Несмотря на то, что книга автобиографическая, Туре Гамсун очень скромно пишет о себе и о своем творчестве, а ведь он занял прочное место в норвежском изобразительном искусстве. И его книг об отце не может сбросить со счетов ни один исследователь творчества Гамсуна.

Автобиография Туре — это автобиография его времени, желание рассказать о том, как жили, боролись, заблуждались и платили за свои ошибки.

Когда началась война, Кнуту Гамсуну было восемьдесят лет. Он глухой. О том, что происходит в мире, он знает только из пронемецких газет.

Он ведет себя непоследовательно. Восхваляет Геббельса и дарит ему свою Нобелевскую медаль. Он даже пишет некролог на смерть Гитлера! И вместе с тем все годы оккупации вступается за приговоренных к смертной казни соотечественников. Хлопочет за еврея Макса Тау. И даже едет на прием к Гитлеру с требованием убрать из Норвегии гауляйтера Тербовена. Не дрогнув, доводит фюрера до бешенства, и тот покидает комнату со словами, что больше не желает видеть этого старика…

Но вот война закончилась, и Туре с отцом оказались в стане побежденных, в стане тех, кого объявили изменниками родины. В Норвегии судили не только за непосредственное сотрудничество с оккупантами, но и каждого, кто был членом НС, то есть за убеждения. Таким образом Норвегия по числу изменников родины на душу населения вышла на первое место в Европе.

Однако вернемся к Гам суну, этому «фашисту», в произведениях которого нигде нет образа «белокурой бестии», в них только слабые, растерянные, никчемные чудаки, не нашедшие своего места в жизни.

Как же так случилось и почему они оказались для Гамсуна важнее и ближе тех «избранных», кто присвоил себе право убивать целые народы и вторгаться в чужую жизнь?

И тут, мне кажется, уместно снова привести слова Торкиля Хансена, на мой взгляд, лучшего исследователя творчества Гамсуна.

«В тот день, когда его (Гамсуна — Л.Г.) призвали в Гримстаде к ответу, бывшие союзники стали врагами. В тот день, когда он умер, бывшие враги стали союзниками. А он всегда был один и тот же. За это его и покарали. В этом и заключается разница между искусством и политикой».

* * *