Спутник для архимага (СИ)

   Он не мог нормально соображать. Он вопил, и не столько от боли - хотя и от неё тоже, - сколько от отчаяния. В его голове бил соборный колокол, а в глазах плясали сотни вспышек. Лишь когда тварь отстранилась, отдёрнула свою пасть-присоску от его окровавленной голени, Словен понял, что не ослышался.

   В полутьме погреба раздались новые визги. Но многоножка нема, а значит...

   Он перекатился вбок. Поджал разодранную ногу. Рыдая, привстал на локте, чтобы увидеть... Картина, явившаяся перед ним в размытых образах, завораживала.

   Многоножка извивалась, выгибая мускулистое тело и пытаясь дотянуться до собственной спины. Обломок жала задран вверх, но он сломано и вместо яда из него сочится слизь. Верещащая когтистая тень оседлала демона, вцепившись в его шкуру. Длинный хвост её вздыблен как палка. Глаза горят внутренним огнём.

   Два существа слились в неразрывный клубок. При других обстоятельствах у выходца из Нижнего мира не возникло бы проблем с таким противником. Но тот выждал момент, незаметно подкравшись, когда червь был занят, и теперь его не сбросить. Многоножка брыкалась и билась об пол - всё впустую.

   Словен некоторое время наблюдал за их борьбой, пока его мысли ни выстроились в более-менее логичную цепочку.

   Тогда он решил предпринять хоть что-то.

   Сотворённое заклятье притупило боль, вернув возможность двигаться. Старик схватился за какие-то ящики, стоящие вдоль стены. Дважды повреждённая нога пылала, штанина на ней намокла от крови. Собрав остатки воли, держась за опору, он кое-как сумел подняться, страшась малейшего неуклюжего движения. Установил вывернутую под неестественным углом ступню, перенёс вес тела вперёд и шагнул. Тут же едва вновь не грохнулся, зарычал, стиснув челюсти.

   - А ну кыш! - велел он, удивляясь, что ещё способен говорить связно. Правый кулак сжат и окутан голубым шлейфом.

   Хвостатая поняла его. Совершив грациозный прыжок со спины бестии, она предоставила Словену поставить завершающую точку.

   Червь мгновенно развернулся...

   - Сдохни!

   Мразь дёрнулась к нему, и он обрушил на неё всю тяжесть магического удара. "Молот" не подвёл.

   Росчерк пламени рванулся от мага к демону, и впрямь обретя вид огромного молота. Тварь взорвалась. Лопнула гнилой тыквой. Потоки слизи, оторванных лап и кусков плоти брызнули во все стороны, окатив стены и самого старика, всё же упавшего с перекошенным лицом.

   Мир поплыл, завращался безумной каруселью. Быстрее и быстрее. И далеко не сразу эта круговерть начала останавливаться.

   ...Кривясь и хватая ртом воздух, Словен лежал на полу. Он разделался с бестиями, с каждой по отдельности, и по праву заслужил небольшой отдых. Вот только вонь гадости, в которой он оказался вымазан по уши, была удушающей. Маг хотел поискать место почище. Лучше снова к стене.

   В погребе слышались хриплое дыхание и стоны - его собственные. Катилась пустая чаша, кружилась в воздухе пыль. Свистел портала, что без концентрации внимания своего создателя заметно ужался в размерах. И шорох... Словен замер, перестав дышать. Шорох повторился у лестницы. Там, куда отбросило паука.

   Его спасительница рядом предостерегающе зашипела.

   Он всё-таки добрался до стены. Подавив стон, произнёс пару слов, и шарик света вспорхнул с ладони к потолку.

   Кругом разрозненный хлам и предметы, использовавшиеся им в ритуале; тёмным холмом виднелся опрокинутый котёл; плиты пола измараны. Линии фигуры обратились в гарь. И по этим смазанным разводам, цепляясь за выбоины пола двумя уцелевшими лапами, влача за собой свои внутренности, полз паук. Единственный глаз вытек, пасть сломана, из неё доносится едва слышное шипение. Но паук настырно ползёт - голод тянет его к свежепролитой крови, и он не в силах противиться.

   - Ну, нет... довольно. - Маг сделал слабое движение пальцами. Размозжённую скверну подхватила незримая длань, и словно мусор вышвырнуло в воронку перехода. Не раздалось даже писка. Сразу за тем разрыв в ткани пространства сомкнулся, втянувшись сам в себя. Пришёл блаженный покой.

   Сколько времени? Словен полагал, что рассвет уже должен был высветить горизонт на востоке, но пойти проверить, не имелось ни сил, ни желания.

   Он по-прежнему находился в погребе. Сидел на полу посреди учинённого разгрома и розовых клочьев тумана, что ещё лежали местами. Сонный, окутанный дымком дыхания. Повреждённая нога медленно заживлялась. Всё же придётся похромать с месяц, что будет только на пользу, - урок лучше усвоится. Усталость сменилась опустошённостью. Ему ничего не хотелось, кроме как бесконечно сидеть вот так и смотреть на огонёк единственной, каким-то чудом устоявшей свечи, дрожащий, но не сдающийся тяготеющей над ним тьме.

   Гори моя свеча, не гасни, сотри с души печаль и грусть. Не страшны мне ночи страсти, их с тобой не убоюсь.

   Если бы он был один, то давно бы уснул. Глаза слипались, под веки точно насыпало горячего песка. Но у него на коленях уютно устроилось мягкое и живое. Спасительница напевала свою тихую песнь (не вопль младенца, вовсе нет), когда он гладил её по гладкой шёрстке. Это нравилось его гостье, это нравилось и ему.