Спутники Марса: маршал Тюренн и принц Конде

Трудно сказать, насколько герцог Энгиенский был удовлетворен жестокой победой – ему пришлось даже отказаться от столь желанного вторжения в Баварию. Описывая Великого Конде, герцог Омальский не преминул заметить: «С каждым новым сражением дерзновенность Луи Бурбонского и число человеческих жертв возрастали». Восхищаясь полководцем, он указал и на его недостаток, а именно на излишнюю дерзость. Описывая сражение у Аллерхайма, он поражался смелости, которая нужна была, «чтобы вступить в бой с подобным генералом (Мерси) и с подобными хорошо укрепленными войсками, чтобы вести в атаку армию разнородную, составленную наполовину из иностранцев и из полков, только что созданных; армию, отдаленную от своей базы опустошенной страной…», но, вместе с тем, задался вопросом: «каковы были бы последствия того бедствия, от которого Франция избавилась только благодаря гениальности герцога Энгиенского». Другими словами, герцог Омальский, преувеличивая роль Луи в битве при Аллерхайме, допускал и возможность поражения. По его мнению, каждый полководец имеет право быть смелым, даже дерзким в своих предприятиях, в особенности, если они заканчиваются победой; но смелость и дерзновенность не заслуживают одобрения, если они введены в систему, в неизменное постоянное правило.

На следующий день после сражения, произведя с 300 кавалеристами рекогносцировку до Донауверта, Тюренн убедился, что противник переправился через Дунай. 4 августа французская армия вернулась к Нордлингену, быстрая сдача которого дала ей возможность воспользоваться восьмидневным отдыхом. Затем Анри и Луи осадили Гельбронн. Как видно, герцог Энгиенский собирался закрепиться на Неккере и создать базу для продолжения похода в Баварию. Но у него началась лихорадка от полученного ранения, и он, уехав в Филиппсбург, сдал командование Тюренну и Граммону, которого после битвы обменяли на Гелеена.

Скоро Анри получил известие, что эрцгерцог Австрийский Леопольд Вильгельм, уйдя со шведского фронта, с 8 000 всадниками и драгунами присоединился к баварцам де Верта. 5 октября 18-тысячная имперская армия подошла к Нордлингену. Виконт, не получивший после Аллерхайма никаких подкреплений, понял, что со своими 12 000 человек ему не выстоять. Его небольшая армия перешла Неккар вброд, причем каждый кавалерист вез за собой пехотинца. Тюренн отошел к Филиппсбургу, но из-за активного преследования эрцгерцога он, не имея моста для перехода через Рейн, стал между рекой и Филиппсбургом и укрепился. Когда мост был наведен, обоз и части Граммона переправились на левый берег. Сам виконт с веймарской армией оставался в своем лагере. Захваченные крепости, включая Вимпфен, были потеряны, но спустя несколько недель Леопольд отправился в Богемию, куда его призывали дела этого королевства. Тогда Тюренн спокойно перешел через Рейн и, хотя это было уже в ноябре, овладел Триром. Укрепив Трирский мост и оставив свою армию зимовать вдоль Рейна и Мозеля, в феврале он явился ко двору[50]. Ему тоже была необходима передышка.

Итоги кампании 1645 г. таковы. Французская победа у Нордлингена и шведов Леннарта Торстенссона у Янкова 6 марта 1645 г. подорвали престиж Империи и ее моральный дух. Имперский посол на начавшихся осенью 1644 г. переговорах в Мюнстере граф Траутманнсдорф поочередно передавал Франции пограничные территории: сперва лотарингские крепости, затем весь Эльзас, и, наконец, Брейзах, с которым император Фердинанд III дольше всего не хотел расставаться.

Когда шведская королева Кристина выразила оправившемуся герцогу Энгиенскому благодарность за то, что он отомстил за поражение шведов у Нордлингена 11 лет назад, тот ответил ей, что своей победой французы больше обязаны воле и мужеству Месье де Тюренна. При дворе Мазарини дал обоим полководцам пышный прием и предложил Анри герцогство Шато-Тьерри, бывшее одним из владений, обещанных герцогу де Буйону в обмен на Седан. Так он желал поссорить маршала с братом, но тот разгадал маневр кардинала и отказался, заметив, что не примет ничего, пока обещания его брату не будут выполнены[51].