Ее мать заметила это накануне ее свадьбы. Магия ее матери была необходима, что бы заставить шрамы исчезнуть, до того, как это бы увидел Король. Реджина очень огорчилась этому, она не сожалела ни об одном порезе, который сделала. Эти порезы поддерживали в ней здравый смысл. Не известно почему, но они делали ее свободной, пускай, даже на несколько секунд.
Как только она научилась магии, Реджина снова вернулась к своей старой привычке, способная вылечить свои раны и скрыть улики. Только это помогало оставаться ей в своем уме. Только это ее спасло, когда она оплакивала смерть своей первой любви. Только это помогало ей оставаться в своем уме, когда перед ней стояли картинки, где старый король взбирался на нее сверху, где он был в ней. Только это помогало ей спастись от одиночества, которое иногда сдавливало ее в своих объятиях так сильно, что она думала, что она никогда не сможет из него вернуться. Боль стала ей другом. Ее единственным другом.
Это стало больше, чем привычка. Она делала это для своего спокойствия. Ее тело все больше делалось бесчувственным к боли. Ее душа так же становилась холодной и темной, как и ее сердце: так она стала соответствовать своему титулу – Злая Королева.
Она увеличивала свой болевой порог. Иногда она раздевалась у себя в комнате, заковывала себя в цепи около стены, и с помощью магии причиняла себе боль. Невидимые плети жестоко били ее тело, а Реджине оставалось только кусать свою губу, выдерживая эту пытку. Она получала от этого удовольствие, потому что эта пытка была недолгой.
Именно в тот момент она чувствовала. Ей было необходимо хоть что-то почувствовать, и боль? По крайне мере, это никогда не обманывало ее ожидания. Она знала, что если она получит боль, то она также получит несколько секунд спокойствия. Она помнила, напоминала себе, что она человек. Она все еще жива.
Магия, конечно, срывалась с кончиков ее пальцев, когда она сильно волновалась и переносила ее в другое королевство. Без этого Реджина просто зверела.
Во время проклятия, она не нуждалась в боли, чтобы почувствовать сердцебиение у себя в груди, и тепло в животе. Для этого она отомстила. Она сломила Белоснежку. Она выиграла.
Но со временем это потеряло свою привлекательность. Все снова стало холодным и серым, как будто кто-то разбил любимую игрушку Реджины. И она снова оцепенела, не чувствуя ничего. Она вернулась к одиночеству. Ей снова нужна была боль, ее старый добрый друг.
Острие ножа снова вспарывало нежную кожу ее внутреннего бедра, но это было слишком больно после перерыва в несколько месяцев. Но, не смотря на это, она давила еще сильнее. Ее кожа легко вспарывалась кончиком ножа, темно-красная кровь выступала на краях порезов, затем мягко скользила вниз по ее бедру тонкой и теплой струйкой.
Цвет ее шокировал: темно-красный становился светлее и более ярким, смешиваясь с воздухом. Иногда Реджина хотела порезать свое тело, чтобы пустить самую темную кровь, что течет в ее венах, которая является доказательством того, кем она стала.
Но – нет. Она всегда была красной и теплой. Это всегда напоминало ей о том, что еще жива, хоть она ничего не чувствует.
Это было ей знакомым, это просто была боль. Просто кровь и боль. Только чистая боль и кровь – это единственное, что у нее осталось.
Пока в ее жизни не появился Генри.
Оцепенение спало с нее и без пускания себе крови. Внезапно, у нее появилась причина, чтобы жить. Ей больше не нужна была боль, чтобы почувствовать, что она еще жива. Генри стал для нее всем – лучиком солнца в ее полной боли жизни. Она ничего не могла с собой поделать, забота о Генри накрыла ее с головой.
Его маленький кулачок вызвал у нее улыбку на ее губах. Его любознательные глаза отвлекали ее от всего, что происходило. Его смех переворачивал в Реджине все, ее радость перевешивала чувство сожаления в первые месяцы его жизни.
Боль осталась где-то на задворках памяти, Реджина все больше привязывалась к мальчику, все больше оберегала его и все больше любила.
Он был ее мостом, ее связью с реальностью. У нее сердце рассыпалось на осколки, когда его любопытные глазки обвиняли ее в чем-то, а его смех превращался в плач. Это разрывало ее душу на части.
Это была боль, которая просыпалась, когда Генри в чем-то ей отказывал, предлагая ей немного комфорта и спокойствия. Горько-сладкое приглашение.
И она принимала это приглашение. Однажды. Дважды. А затем и не сосчитать сколько раз, но не переставала любить Генри, наверное, надежда того, что он также сильно полюбит ее в ответ. Ее надежда никогда не звучала так сильно как боль. Реджина нуждалась в этой мелодии.
Но затем появилась Эмма.
Появилась Эмма, и все, все изменилось.
Вызов этих зеленых глазах нашел отзыв в душе Реджины, и этот огонек зеленых глаз разгорался там все сильнее, проникая в каждую ее клеточку, каждую ее частичку. Реджина чувствовала опасность и то, что она все же жива. Это чувство опьяняло ее. Это была ее привычка, возбуждение, энергия и вдохновение. Это было всем.
Это даже было лучше, чем боль.