— Ты взойдешь на ложе со мной? – очень осторожно уточнил тёмный эльдар, испытывающе глядя на неё своими космическими, бездонными глазами. Он нервничал. Его поза выдавала напряжение, как и ушки, которые кажется, аж вытянулись, став ещё острее.
— Только после того, как ты примешь крещение в свете Золотого Трона. Ибо я дочь Императора и не возлягу с язычником.
— Я согласен! Что делать? – как и ожидалось от столь ненадёжного и предательского существа, Ал’акс согласился почти мгновенно. Даже не подумал секунду ради приличия. Это свидетельствовало лишь о том, что он и не собирался выполнять взятые на себя клятвы. Что, впрочем, не имело никакого значения. Ведь Ариана имела массу возможностей заставить его сделать это потом.
— Твой религиозный пыл достоин похвалы, – говоря это, сороритас и бровью не повела, без труда солгав наглому обманщику.
Чтобы воспроизвести ритуал со всей скурпулёзностью и точностью, которой требовал столь необычный случай, они даже рискнули добраться до здания городской Часовни, рискуя при этом быть обнаруженными. Тираниды всё ещё бродили по улицам разрушенного города, а уродливые, крылатые гаргульи носились в воздухе, высматривая добычу. Однако парочке повезло добраться до храма незамеченными. Возможно, обращение тёмного эльдара в веру действительно было угодно Императору. Ну или, что вероятнее, Тёмные Боги Хаоса решили пошутить и позволить двум смертным исполнить задуманное, прежде чем пожрать их души.
Так или иначе, тёмный эльдар и сороритас вошли под своды Часовни, не встретив сопротивления. Внутри царил разгром – длинные деревянные лавки, на которых прихожане сидел и во время службы, были раскиданы и перевёрнуты. На стенах и иконах виднелись брызги крови, а часть витражей оказалась разбита, из-за чего по полу рассыпались осколки разноцветного стекла, посвёркивавшее в тусклом свете пасмурного дня. Это некогда святое место было осквернено, но всё ещё хранило дух святости, воплощённой в образе Императора, золотая статуя которого осталась единственным незапятнанным местом во всём соборе, и сверкала под лучами света, отвесно падавшего на неё сквозь специальное окно. Царившая внутри атмосфера, идеально подходило для крещения, не предназначенного для этого существа, проводимого теперь уже наверняка проклятой отступницей-ксенофилкой.
Чтобы всё было идеально, Ариана потратила некоторое время, чтобы расставить всё по местам и зажечь свечи, создавшие совершенно особенную атмосферу. В запасах нашёлся и церковный ладан, воскурив который она смогла избавиться запаха крови и пороха, висевшего в храме тяжёлым облаком. Всё было готово, и проинструктированный ею Ал’акс опустился на колени, прочитав необходимую литанию. И надо сказать он сделал этот с первого раза – без запинок и даже не покривив лицом. Видимо действительно так хотел переспать с ней. Но Ариана была непреклонна и отслужила всю службу целиком, ни разу не погрешив против церемониала.
Однако стоило ей закончить, как тёмный эльдар сразу же подхватил её на руки и бесцеремонно поволок куда-то в тёмный угол.
— Стой! Я не позволю сделать это в храме Его! – успела крикнуть Ариана, прежде чем её губы оказались запечатаны его губами. И это была никакая не игра слов. Он прижался к её рту с такой силой, что девушка в первый момент даже опешила, рванувшись в обратную сторону. А затем непривычные ощущения накрыли её с головой. Вся кровь вдруг разом прихлынула к голове, от чего чувство равновесия изменило сестре битвы. Инстинктивно она вцепилась в несущего её Ал’акса, грохоча перчатками по его шипастой броне. При этом она больше и не думала отстраняться. Напротив – сама потянулась к нему, неуклюже шевеля онемевшим ртом.
Кровь шумела в ушах, а мир вокруг казался далёким и нечётким, как будто Ариана смотрела на него сквозь затемнённое стекло. Нет, будучи опытной воительницей она, конечно, осознавала, что её перемещают куда-то.Что тёмный несёт её на руках, небрежно открывая двери пинком ноги, но всё это оставалось там – за кадром. Единственное, что её волновало сейчас, это поцелуй, в который она так неожиданно оказалась вовлечена. Сознание на секунду вернулось к ней, когда Ал’акс поставил её на ноги и принялся раздевать, но повлиять на это, конечно же, не сумела. Ведь поцелуй углубился и к губам подключился ещё и язык, проникший в её рот подобно змее, издревле служившей символом греха. И воистину грех этот был сладок. Он пьянил, словно вино на Причастии.