Срам имут и живые, и мертвые, и Россия

Трагедия 2-й ударной армии, которой с 16 апреля 1942 года в течение двух с половиной месяцев командовал генерал Власов, — одна из многих массовых трагедий Отечественной войны. Hасчитывавшая более 30 тысяч человек, окруженная в весеннюю распутицу в лесах и болотах вдвое превосходившими силами противника, испытывая катастрофическую нехватку боеприпасов и продуктов, не имея при этом достаточного авиационного прикрытия, армия держалась и вела ожесточенные бои. О мужестве, выносливости и стойкости этих людей свидетельствует хотя бы такое обстоятельство: в течение нескольких недель продовольственный паек в частях состоял из 100, а затем и 50 граммов сухарей в сутки с добавлением молодой листвы и березового сока и — когда гибли лошади — крохотных кусочков конины.

В военных архивах я отыскал и внимательно изучил 89 объяснений, рапортов и показаний бойцов и командиров — от рядовых роты охраны и штабных шоферов до полковников и генералов. Из анализа всех материалов становится несомненным, что последнюю, роковую для него неделю Власов находился в состоянии полной прострации. Причиной этого, полагаю, явилось то, что, когда на Военном совете армии было оглашено предложение немцев окруженным частям капитулировать, Власов тотчас сослался на недомогание и, предложив: «Решайте без меня!» — ушел и не показывался до утра следующего дня. Военный совет отклонил капитуляцию без обсуждения, а Власов вскоре наверняка осознал, что этими тремя слова он не просто сломал себе карьеру, но фактически подписал смертный приговор.

Задействованная у нас в отношении Власова формулировка — «добровольно сдался в плен к немцам» — является неточной.

Вместе со своей поварихой и сожительницей Марией Вороновой Власов более двух недель прятался в лесах, сторожках, банях и сараях глухих деревушек Оредежского района Ленинградской области. (В своей листовке, имевшей подзаголовок «Открытое письмо» и выделенную жирным шрифтом фразу «Меня ничем не обидела советская власть», Власов писал: «Я пробился сквозь окружение в лес и около месяца скрывался в лесу и болотах».)

Что он думал, чувствовал и решал в эти недели?..

Когда я муссировал компетенцию по этому короткому периоду жизни генерала — 17 суток, — мне не раз приходило в голову, что у него было то же самое состояние и пронзительное нереальное желание, какое многажды, пусть скоротечно, посещало на войне и меня — в бытность рядовым, командиром отделения, помкомвзвода и, наконец, взводным — в трудные экстремальные минуты, в частности, во время бомбежек и артиллерийских обстрелов, когда разрывы ложатся рядом и ты стремишься вжаться в подбрустверную нишу, а за неимением ее — врасти в дно окопа, и мысль одна: «Мамочка, дорогая, роди меня обратно!»

Hа что мог надеяться Власов, обладавший незаурядной внешностью и ростом 196 сантиметров, к тому же знавший, что его ищут и наши, чтобы уберечь от пленения, и немцы, контролировавшие радиоэфир?.. Он прятался от немцев, даже находясь на захваченной ими территории, пока 12 июля в староверческой деревушке Туховежи в момент обмена ручных часов на продукты у местной жительницы его и Воронову не заметил и не задержал деревенский староста, доложивший об этом оказавшемуся там случайно немецкому офицеру. Все факты и документы говорят, что Власов, если бы хотел, мог перейти на сторону немцев на две недели раньше, все имеющиеся материалы свидетельствуют, что по крайней мере эти две недели Власов прятался и скрывался как от своих, так и от немцев, ставших для него своими лишь после пленения.

Власов был человек природного ума, достаточно компетентный в военных вопросах, честолюбивый и потому карьерный, льстивый с вышестоящими и безразличный к подчиненным. Его миновали чудовищные чистки второй половины 30-х годов, когда в Советском Союзе было репрессировано и уничтожено около 40 000 командиров армии и флота. До конца июня 42-го года он пользовался доверием у Сталина, рос в званиях и должностях и, не скрывая, радовался этому. Он гордился, что лицо у него в рябинах, как у Сталина, разговаривал с ним по телефону «ВЧ» в присутствии генералов и штабных офицеров, вытягивался по стойке «смирно» и усиливал природное оканье, убежденный, что вождю это нравится. 12 лет он состоял в партии, во всех анкетах подчеркивал свое батрацкое происхождение, и пока судьба и карьера складывались благополучно — и советская система, и большевизм его вполне устраивали.

В конце июня 42-го года волею судеб он попал под колесо истории и оказался жертвой основного на войне инстинкта — самосохранения. Он скрывался в лесах и деревушках, понимая, что у своих пощады не будет, у немцев же ему уготована жалкая участь заключенного в лагере для военнопленных, а третьего не дано.

Однако третье, совсем неожиданное, возникло и показалось тщеславному генералу значительным и достойным.