Кроме того, во времена пророка происходило активное разрушение традиционного племенного уклада жизни арабов
. И в первую очередь это сказывалось на небывалой активизации религиозного поиска как многими думающими арабами, так и небывалой эгрегориальной перестройки-поиска. Прежний ранний политеизм с сильными пережитками родоплеменных культов себя уже давно изжил во многих региональных цивилизациях вокруг Аравийского полуострова. Это знали религиозные лидеры региона, поскольку иудаизм, зороастризм, “христианство” и прочие религиозные системы, вырвавшиеся далеко вперёд (по сравнению с ранним аравийским политеизмом) активно “стучались” в религиозные “двери” Аравии.Мухаммад с раннего детства попал в уникальную ситуацию:
· С одной стороны он был в определённой мере избавлен от излишнего давления на психику духовного наследия предков по линиям родовых эгрегоров: что «само собой разумелось» у предков — у него могло подвергаться сомнениям.
· С другой стороны, религиозный кризис, охвативший Аравию, явился для Мухаммада объективной предпосылкой к поиску Истины — как и для многих ханифов.
· В то же время, нахождение в самом центре религиозных традиций и эгрегориальном центре Аравии, а также близость его деда ко всем главным святыням арабов — просто обязывали представителя следующего (за дедом и дядей) поколения «хранителей Каабы» быть в рядах первых религиозных реформаторов, живя в «ногу со временем»; в противном случае Мекка могла потерять статус крупнейшего религиозного центра.
· Кроме того, Мухаммад был ханифом, а ханифы считали себя наследниками веры Авраама и других известных пророков и, как многие Арабы, верили в своего первопредка Авраама; поэтому у ханифов, и, конечно же, у Мухаммада — помимо духовного наследия «аравийского политеизма» было и другое духовное наследие — которое можно условно назвать «авраамическое»
. Но «авраамическое» духовное наследие не было доступно в “автоматическом режиме” большинству арабов также как примитивное и более близкое наследие «аравийского политеизма». «Авраамическое» духовное наследие было потенциально доступно очень немногим — по их реальной нравственности. Это означает, что к «авраамическому» эгрегориальному наследию недостаточно было только получить “ключи” по родовому и родоплеменному (культурному) наследствам — надо было суметь этими “ключами” воспользоваться, поскольку эгрегор (эгрегоры) Авраама и предков находились на достаточно высоком (а может и очень высоком по отношению к Богу) уровне духовной иерархии Мироздания.· Активизацию способности овладения “ключами” («паролями доступа») к «авраамическому» наследию у ищущих арабов конечно же вызывал интерес к религиозным системам иудаизма и “христианства”, которые были особо широко известны в Мекке и её окрестностях (в главном духовном центре Аравии не могли “по должности” не проявлять особый интерес к крупнейшим системам монотеизма
). Но арабы, как и все люди — разные. Одни из окружения деда и дяди Мухаммада проявляли интерес к религиозным системам иудаизма и “христианства” как бы “по должности”, а такие как Мухаммад (отдельные представители следующего поколения ханифов) интересовались религиозными вопросами с позиций поиска Истины, а “должность” их предков была лишь уникальным поводом (у других ханифов не было таких поводов для интереса и поиска, как у Мухаммада) для мыслей и разговоров о серьёзном. И при этом у таких как Мухаммад могло возникнуть множество вопросов о вере “христиан” и иудеев — тем более, что ханифы не исповедовали ни иудаизм ни “христианство”, а следовали своим духовным путём.
Никто их взрослых на вопросы, встававшие перед молодыми ханифами во времена крупнейших религиозных изменений в Аравии, ответить не мог. Но вопросы оставались, оставалось и желание найти Истину — вернувшись к религии Авраама и пророков — таковы были устремления ханифов.