Сравнительное богословие. Книга 5

Ещё зороастрийская «справедливость» закреплялась тем, что каждой касте предписывалось верой одинаково поддерживать физически и духовно «здоровый» образ жизни, а для этого необходимо было соблюдать не только многочисленные оригинальные благообразные предписания зорастрийских традиций «чистоты» (надо отдать должное, что многие из них действительно весьма полезны как для соблюдения личной и общественной гигиены, заботы о природе; так и для сохранения физического здоровья общности), но и быть духовно «добрым»: (Какие [это] меры? Добрая мысль, доброе слово, доброе деяние). Что касается «добра», то «правда»-«Арта» веры была одна на всех, но имущество и возможности получения информации у разных каст были разные. Такая изощрённая благообразная система имитации социальной справедливости, скорее всего, обогнала на века все остальные открытые рабовладельческие системы, где от имени богов цари, «жрецы» и «элита» беззастенчиво употребляли рабский труд. Поэтому-то у зороастрийцев было чему поучиться «мировой закулисе» на будущее.

Но самое главное даже не то, что уже высказано в этой главе о смысле зороастрийской «справедливости». Это всё лишь последствия духовной и психической незрелости людей, выразившиеся в их социальной и духовной организации. Людям необходимо было, помимо мирской «справедливости» объяснить самим себе смысл жизни — тем более, что вера в бессмертие человеческой души существовала на Востоке с древних времён.

Необходимость объяснения себе смысла жизни в совокупности с оригинальным зороастрийским пониманием справедливости, мировоззренческим признанием нормальности кастового разделения общества — породило доктрину посмертного воздаяния, как «успокоительный» (для самих себя) миф «о существовании высшей справедливости» (древние люди Востока не приучены были искать справедливость в земном мире: они стали её искать в духовном мире, выйдя на доктрину посмертного воздаяния). «Высшей» признавалась посмертная «справедливость» — перед которой все остальные виды «справедливости» (некоторые мы упомянули в этой главе) уходили на второй жизненный план и преподносились как так называемые «жизненные испытания людей, результаты которых будут учтены посмертным воздаянием».

В результате сформированный таким образом людьми мировоззренческий подход к естественным жизненным воздействиям на них (которые мы называем Языком Жизни) заключался в том, что жизненные воздействия воспринимались не как указание Свыше (через Язык Жизни каждому человеку индивидуально и всему обществу в совокупности) на необходимость корректировки жизни и быта людей, их мыслей и деяний — а как «неприятные» либо «полезные» воздействия на людей «злых» либо «добрых» духов: от первых люди отгородились сводом «нравственных» правил; а вторыми просто «пользовались» как «помощью Свыше». Но главное, что «справедливость» при таком подходе к Языку Жизни заключалась в том, что если человек становится на сторону «добра», то он будет вознаграждён «раем» и наоборот. «Встать на сторону добра» значило принять все основные позиции зороастрийской веры — после чего от человека требовалось лишь «вести праведный образ жизни» (по-зороастрийски).