Сравнительное богословие. Книга 6

Ясно, что тщательный отбор кадров, в первую очередь высшего духовного звена был взят под полный контроль верхушкой ламаистской иерархии, а воспитывали они своих же отобранных кадров с малолетства под миссию поддержки самой иерархии с помощью специальных стратифицированных психотехник и ограниченных возможностей влияния на некоторые биосферные процессы и процессы, проходящие на уровне биологии человеческого организма. Возможность весьма смелого (видимо после устойчивого завоевания ламами расположения паствы) употребления буддийского учения о персональных перерождениях (вдобавок к учению о воплощениях) позволяла не только сохранить покорность в толпе, гася интерес к социальной несправедливости с помощью доктрины посмертного воздаяния (как и у всех буддистов), но и «смело» манипулировать доверчивой кадровой базой, рабочей массе которой вполне достаточно было посетить монастырь и увидеть воплощение или перерождение «бога», после чего даже примитивных культовых психотехник не требовалось: чего тратить время опытных гуру на «рабочую» толпу.

Чань-буддизм, дзэн-буддизм

Следующим направлением буддизма является его китайская и японская разновидности — чань-буддизм и дзэн-буддизм соответственно. Основными отличиями чань-буддизма от других направлений специалисты называют четыре принципа:

· Прозрение своей внутренней природы приближением к Будде, потенциально доступное каждому.

· Уметь напрямую указывать суть сознания человека.[202]

· Не создавать письменных наставлений.[203]

· Передавать истину вне учения, иным способом.[204]

Нужно признать, что рассматриваемый в этом разделе вид буддизма является привлекательным тем, что он даёт возможность последователям (ученикам) как бы самим находить «истину», достигать «просветления» и «мудрости», к состоянию которых гуру их только лично подводит (курирует процесс достижения определённого состояния «сознания человека»), а затем ученик как бы «идёт сам». Поэтому чань-буддизм притягивает людей, стремящихся к совершенству «своими силами» — с одной стороны, но, с другой стороны, тех, кто не может самостоятельно достичь в жизни психологического комфорта, который, как многим кажется, является признаком «совершенства», учат с помощью гуру.

Начнём рассматривать отличия тибетского буддизма, основанного на Махаяне и Ваджраяне от китайского чань-буддизма (который существовал в Китае несколько веков ранее формирования тибетского, но не имел серьёзной государственной поддержки) на примере сравнения позиций спорящих сторон, известных современным знатокам буддизма.

После того как в Тибете длительное время проповедовал образцовый представитель классической индийской Махаяны, Шантаракшита (VIII век), постепенно стало выясняться, что между учением тибетской Махаяны и доктринами китайских (и некоторых корейских: в Тибете был достаточно известен своими проповедями Учитель Ким, также придерживавшийся чаньской традиции) хэшанов[205] существуют серьезные, а может быть, и непримиримые противоречия. Между тем, Камалашила, преемник Шантаракшиты, и китайские монахи имели своих многочисленных последователей из числа тибетской аристократии, придворной знати и членов царской семьи. Поэтому возникла потребность выяснить, какой всё-таки вариант буддизма является истинным и в большей мере соответствующим учению самого Будды (подход, вполне естественный для неофитов-тибетцев). Выяснить это было решено традиционным для Индии способом — путём диспута, на котором индийскую сторону представлял сам Камалашила, а китайскую Хэшан. Этот диспут и состоялся в монастыре Самье (точная дата его неизвестна, условной датой проведения диспута можно считать 790 г.).

Согласно традиционным тибетским источникам, диспут закончился полной победой Камалашилы (что привело даже к самоубийствам среди сторонников Хэшана), после чего царь запретил проповедь китайского буддизма и Тибет, окончательно и бесповоротно обратился к классическим индийским образцам. Тибетские источники сводят предмет дискуссии к нескольким положениям.