Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны

105. См. Roskil, op. cit., pp. 138–139; также Cunningham, op. cit., p. 558 и Morison, op. cit.

106. Солдат, которого Паттон ударил во время первого инцидента в 15–м эвакуационном госпитале, находился в 1–й дивизии всего около 30 дней. За 20 дней до этого он был в госпитале дважды. В его медицинской карте значилось, что «он не может, очевидно, быть на фронте». Однако солдат во втором инциденте в 93–м эвакуационном госпитале был ветераном Северной Африки и Сицилии с хорошим послужным списком, у которого начало проявляться «нервное беспокойство» после того, как он узнал, что его жена родила первого ребенка.

Эйзенхауэр получил первое сообщение об инциденте в 93–м эвакуационном госпитале не через генерала Брэдли, который утаил полученный рапорт, а через своего собственного генерала – медика 17 августа, когда Паттон вступал в Мессину. Айк сразу же начал совершенно секретное расследование, не выходящее за рамки армии. «Если это просочится, – сказал он, – они потребуют скальп Паттона и это станет концом военной службы Джорджи. Я просто не понимаю, что произошло. Паттон незаменим для войны, он один из гарантов нашей победы». После подтверждения обоих инцидентов Эйзенхауэр написал Паттону гневное письмо и приказал ему принести личные извинения всем, кого затронули инциденты, включая отдельные подразделения 7–й армии. Паттон с раскаянием воспринял упреки и принес свои извинения. Военные корреспонденты быстро собрали все факты, но в ответ на призыв Эйзенхауэра, который указал на то, что «эмоциональное напряжение и его [Паттона] импульсивность – это те самые качества», которые сделали из него «замечательного лидера», решили «похоронить» эту историю. Но после искаженного разоблачения Пирсона эти факты стали достоянием общественности. Некоторое время общественное мнение было в гневе, а голова Паттона лежала на плахе. Но ветер переменился, когда Эйзенхауэр, министр военного времени Генри Симсон и другие выступили в защиту генерала, не в связи с его поступками, а несмотря на них. Как отметил Симсон в воспоминаниях (Henry L. Simson and McGeorge Bundy, On Active Service in Peace and War, p. 499), «летом 1944 года [во время прохождения генерала через Францию] Паттон почти в одну ночь стал идолом многих тех же газетчиков и политиков, которые в 1943 году громко требовали его отставки».

107. Генерал Брэдли, бывший на Сицилии командующим 2–м корпусом, в своей книге (A Soldier's Story, pp. 154 ff.) с полной определенностью говорит об освобождении от должностей Аллена и Рузвельта. Паттон, у которого Аллен вызывал сильное беспокойство (в меньшей степени, чем Рузвельт) и, в частности, положение дел в 1–й дивизии, одобрил действия Брэдли. Действительно, это было единственно возможное решение; моральное состояние дивизии оказалось низким, дисциплина «пошатнулась» после Троины. Брэдли писал: «В начале кампании на Сицилии я решил освободить Терри Аллена. Это не было результатом его несоответствия или неэффективности его командования. На Сицилии, как и в Тунисе, 1–я дивизия определяла ритм кампании. Под командованием Аллена она стала более импульсивной, пренебрегала правилами и командами сверху. Она считала, что, если была на линии фронта несколько месяцев, ей не нужна дисциплина. И считала себя единственной дивизией, несущей груз войны. Аллен стал слишком большим индивидуалистом и не мог без трений участвовать в коллективных военных действиях. Дивизия … слишком сильно себя жалела и слишком гордилась собой. … Чтобы уберечь Аллена для самого себя и его блестящей карьеры и спасти дивизию от побочных влияний слишком большого успеха, я решил разделить их. … В 1–й дивизии также развилось непреднамеренное соперничество между Терри Алленом и Тедом Рузвельтом, заместителем командира дивизии. … Притязания Рузвельта на восхищение его личностью со стороны 1–й дивизии с самого начала поставило бы в безвыходное положение нового командующего… Рузвельт должен был уйти … так как он тоже нагрешил своей чрезмерной любовью к дивизии».

Брэдли далее характеризует генерала Хюбнера, преемника Аллена на посту командира «Первой сражающейся», как «сторонника жесткой дисциплины, который вырос от рядового до генерала и служил в дивизии почти в каждом звании от рядового до полковника». Хюбнер призывал очистить горы Сицилии от противника сразу после кровопролития в Троине, организовал «жесткую программу обучения, которая включала в себя заучивание уставных правил», и вплоть до вторжения в Нормандию опирался на «примадонн», организовывал военные суды и другие наказания для непокорных и «привел дивизию в великолепное состояние перед великим походом во Францию. Сегодня Хюбнера, которого ненавидели, когда он в горах Сицилии пришел на смену любимым Аллену и Рузвельту, любят и чтят как «отца» «Сражающейся первой».