Когда-то она боялась быть лишь разменной монетой в игре бессмертных. Теперь она знает правду — но та пугает её не меньше. Сколь изощрённая пытка, думала Таша; свести тебя с той, кого ты любил сотни лет назад — но не с женщиной, готовой принять твою любовь, а с девочкой, слишком юной даже для того, чтобы понять, что она влюбилась. Смотреть, как ты обрекаешь себя на то, чтобы быть ей отцом, не больше. Как мучаешься, когда она признаётся тебе в любви, обнимает тебя, просит быть с ней — так искренне, по-детски невинно, — а ты знаешь, что не смеешь, не посмеешь переступить черту…
Браво, Лиар.
Что с ним сделала вечность? Что заставило сильнейшего из амадэев так мучить тех, кого когда-то он любил больше себя?..
— Почему ты не сказал мне?
— А ты бы поверила?
— Нет. Я и сейчас не верю.
Горечь…
Горечь понимания, что новое знание освещает всю эту историю совершенно другим светом.
— Скажи мне, Арон…
— Да?
Она стиснула янтарную подвеску в тонких пальцах.
Спросить или нет?
Если не спросит, будет сомневаться до конца жизни.
— Скажи… то, что ты рассказывал о Лоуре… о том, почему Лиар поклялся тебе мстить…
…но если спросит — и получит ответ, которого не хочет слышать…
Опершись на локоть, Таша медленно села в постели.
— Скажи… это правда?
Для карточного стола его лицо было идеальным. Для неё — вдруг открыло то, о чём она должна была догадаться давным-давно.
Солги, забывая дышать, отчаянно подумала Таша. Пожалуйста, солги. Солги — я поверю.
Я ведь обещала верить тебе…
А потом Арон качнул головой.
Таша закрыла глаза.
Вот она. Правда, которой она так желала.
Правда, которой она так боялась.
— Значит, Лиар не лгал. — Почему-то было важным произнести это вслух. — Это ты убил её.
— Я не мог сказать тебя правду, — голос Арона был глух. — Я знал, что после неё… ты не сможешь относиться ко мне по-прежнему.
— Но тайное всегда становится явным. Или ты об этом не слышал? — горечь захлёстывала её с головой. — А как же твоё обещание, что ты больше никогда не будешь мне лгать?
— Это была последняя ложь, клянусь. Последняя ложь в моей жизни.
— Я думала, ты не станешь ломать сознание того, кого любишь. Но если ты сломал её сознание, что мешает тебе сломать моё? — Таша взметнула ресницы кверху, заглянув в серые сейчас глаза. — Я ведь помню, как мы встретились. Помню, как ты заставил меня забывать маму, Лив… как быстро я привязалась к тебе. Как готова была пойти за тобой на край света. Странно, правда? Странно… но одна вещь поставит всё на свои места. И, думаю, она же объяснит твоё нежелание рассказывать мне о старых привычках.
Он молчал. Лишь смотрел на неё с обречённостью.
Таша уже знала, как всё будет, но странное чувство фатальности происходящего не давало ей остановиться на полпути.
— Ответь мне. Ты заставлял меня… полюбить себя?
— Я сражался ради тебя, — проговорил Арон. — Убивал ради тебя. Побеждал смерть — ради тебя. Ради тебя я бы отдал свою жизнь.
— Отвечай.
— Таша, я люблю тебя. Разве это не главное?
— Отвечай, — свистящим шёпотом повторила она.
Он стиснул пальцами подлокотник.
И тихо, очень тихо ответил:
— Да.
Какое-то время в комнате царила тишина и бездвижность. Лишь пылинки жёлтыми искрами парили в солнечных лучах, косо сочившихся сквозь высокое окно.
Затем Таша откинулась на подушку — почти спокойно.
— Ты любишь не меня, а призрак той, что умерла сотни лет назад. Это, знаешь ли, две большие разницы. А я тебя не люблю… больше, — голос её был суше витавшей в воздухе пыли. — Да, ты спас мне жизнь, и неоднократно, и я благодарна тебе за это. Но смерть, пожалуй, предпочтительнее участи куклы одного из вас. Моя жизнь сломана из-за тебя в той же мере, что из-за него. Ты не меньший эгоист, чем твой когда-то любимый братец.
— Ты не…
— О, нет, Арон. Я — твоя кукла. В той же степени, что и его. Только игрушкам не дают выбора, любить хозяина или нет. — Таша снова закрыла глаза. — Уходи.
И услышала, как он застыл.
— Таша…
— Я сказала, уходи. Я в безопасности. Те, кого я хотела защитить, живы. Король о нас позаботится. С дальнейшими проблемами я как-нибудь разберусь без тебя. Разобралась же с этой.
— Тебе нельзя здесь оставаться! Таша, если ты думаешь, что в безопасности, ты ошибаешься — он…
— Уходи. Ты когда-то говорил, что уйдёшь, когда я этого захочу. Когда ты уйдёшь, всё сразу встанет на свои места — я уверена. Когда он поймёт, что тебя больше нет в моей жизни, продолжать игру станет неинтересно. Этого, думаю, он и добивался. Да и… даже если он меня достанет… не так уж с ним и плохо. — Таша рассмеялась, не понимая, кого больше ранит этими словами: его или себя. — Смогла же я его полюбить, когда он был в теле Алексаса. И по доброй воле, кажется.
— Это его природа — очаровывать, — голос амадэя резал сталью: он никогда не разговаривал так с ней. — Ты не могла его полюбить.
— Но из вас двоих, кажется, только он не заставлял девушку полюбить и разлюбить кого-то.
Таша почти чувствовала взгляд, ощупывающий её лицо. Желающий запомнить, зарисовать, оттиснуть в памяти…
Потом услышала, как Арон встал.
— Я был неправ.
Таша не ответила. Знала: он продолжит и так.