— Нет, Любаша, — мотнул головой Жогин. — Не поедем.
— Почему? Время есть. Она тебя так давно не видела.
— Вот пару месяцев на заводе повкалываю, тогда и поедем, — сказал он ласково, но твёрдо.
Люба хотела что-то возразить, но вдруг смутилась и посмотрела на мужа долгим, задумчивым взглядом, порозовела.
— Ну, конечно, Женя! Конечно, так лучше. Я-то, дура, не сообразила…
Выходные дни они провели весело и беззаботно. Встав пораньше, отправлялись гулять по городу, ездили на Острова, ели шпикачки в чешском баре. Сходили в кино. Бродили по набережным Невы без всякой цели. И Евгений всё рассказывал и рассказывал жене, как он жил «там», рассказывал без утайки, подробно, освобождаясь от прошлого, словно напрочь забывал его, выкидывал из головы.
Но так уж устроена жизнь, что счастье и радость никогда не бывают безоблачными. Стоит только забыться, как судьба тут же напоминает тебе о том, что день сменяется вечером, что кроме света есть и тень, а течение жизни подвержено своим закономерностям, когда за полосой везения следует серия неудач. И потому-то нередко, перед тем как преподнести человеку горькую пилюлю, судьба посылает ему знак — у него вдруг появляется, чаще всего неосознанная, мысль — как здорово всё у меня складывается! Увы, всё меньше и меньше людей умеют распознать этот намек судьбы. Так же, как до поры до времени не чувствует человек, что вдруг в повседневной сутолоке появляется первый сбой в ритме ещё совсем здорового сердца. Но если бы люди всегда были счастливыми, человечество, возможно, могло и поглупеть.
…Однажды вечером, когда Люба ушла на смену, а Жогин лежал на диване с книжкой, зазвонил телефон. Евгений спокойно отложил книгу в сторону, не спеша всунул ноги в шлёпанцы, подошёл к телефону, стоявшему в прихожей, и, сняв трубку, привычно спросил:
— Але?
— Евгения Афанасьевича, — спросил молодой мужской голос.
— У телефона, — лениво ответил Жогин.
— Женя, привет тебе от Лёвы Бура, — весело сказал звонивший.
И спина у Жогина сразу покрылась ледяным потом. Лёва Бур, пожилой «специалист» по сейфам, признанный в лагере пахан, сидел с ним в одной колонии.
— От Лёвы Бура! — повторил мужчина, не дождавшись ответа Жогина, и Евгений понял, что говорит не Бур, а кто-то другой, значительно моложе. Да и не мог говорить сам Лёва — когда они вместе вышли из колонии, Бура оставили на три года на поселении в Архангельской области. Таким был приговор суда. Евгений это хорошо помнил. Бур сказал ему на прощанье: «Не вороти нос от старых друзей, салага. Может, ещё и сведёт судьба».
Жогин тогда промолчал, а Лёва усмехнулся и, наклонившись к уху, прошептал, чтобы не слышали другие заключённые: «Таких, как мы с тобой, умельцев — на всю Европу не больше пяти сыщется. Без нас, кирюха, ни одно крупное дело не обойдётся…»
— Спасибочки за добрую весть, — выдавил наконец из себя Жогин. — С прибытием его…
— С прибытием… — ворчливо сказал собеседник. — Для его встречи ещё оркестр не готов! Не знаешь, что ли? — И без всякого перехода спросил: — Ты один? Говорить можешь?
— Один. А с кем говорить-то? С телефоном-автоматом? — сдерзил, приходя в себя от первого испуга, Евгений.
— Будет время, познакомимся. Коля меня зовут, — дурашливым голосом сказал мужчина. — Коля, Коля, Николай, сиди дома, не гуляй… Знаешь такого. — И зашептал: — Дело есть. Крутое. Некогда Лёву дожидаться, такой случай раз в три года выпадает. Инструмент нужен. Ты ведь уже пахать начал.
— Нет, — твёрдо ответил Жогин. — Не могу. Сейчас занят. Опоздал ты с заказом… — Он не мог, просто испугался вот так прямо взять и сказать, что не хочет знать никаких Буров, никаких заказов. Что он завязал, завязал навечно со всей этой кодлой, со всеми их делами.
Его собеседник по-своему понял намёк на «занятость» и разочарованно протянул:
— Жа-аль… А мы-то рассчитывали. Может, через неделю?
— Не могу. В цеху всего неделю. Мастер всё время над душой стоит. Не знаю, как первый-то «заказ» выполню.
— Ну, бывай, — быстро сказал собеседник. — Позвоню ещё. Может, надумаешь? — И повесил трубку.
Настроение у Жогина испортилось надолго. «Разыскали, суки! — думал он зло. — Хоть в другой город уезжай. Это небось Лёвина работа. Он меня запродал. — Потом Жогин вспомнил весёлый, молодой голос звонившего. — Не похож он на урку. Не похож! Не тот разговор. Может, милиция проверяет? А я, дурак, уши развесил. Про „заказ“ баки забивать стал! Нет, только не милиция, — тут же успокоил себя Евгений. — Небось какой-нибудь фрайер».
Когда пришла жена, он, по традиции приготовив к её приходу ужин и сидя напротив нее за маленьким кухонным столом, рассказал о звонке.
Люба сначала нахмурилась, а потом махнула рукой:
— Ничего! Позвонили и умылись. Ещё позвонят — отбрешешься. — Она подошла к мужу, села к нему на колени и обняла за шею: — Мы с тобой теперь, Женечка, вдвоём. Отобьёмся.
— Раз уж они знают, что я на завод пошёл, кто-то им сообщил. Может, и у нас в цеху какая шпана околачивается.
— К тому времени и Бур этот растреклятый появится. О тебе и думать забудут.