Среди ангелов

И тогда всеми кинутый и позабытый человек поднял глаза к небу, зеркально чистому, синеокому, свежему, и принялся горячо молиться. Солнце умывалось в голубом океане свободы и забирало слёзы странника, чтобы поджечь и выбросить ненужные угольки. Чёрная жёлчь, выплюнутая всеохватным сердцебиением, постепенно уходила, исчезала. Ветер донёс до ушей погружённого в молитву человека звуки прекрасной музыки. Старик не знал точно, грезится ему это или нет, только встал и пошел туда, где играли чуд дивную мелодию; на ощупь узнавал нужную дорогу, пробирался сквозь тьму бессознательного к островкам великого счастья быть воскрешённым (переделать!!!). КоротенькимNone (???)…  Старик трясущимися руками принялся рыться в карманах. Он взволнованно платьишком едва прикрывая коле Едва прикрывая коленки подолом коротенького платьишка, худенькая кудрявая девочка сидела на ступеньках старого подвала и играла на трубе. Умела достучаться до самого сердца послушного инструмента и теперь с необычайным мастерством владела им, точно самой собой, своими помыслами, желаниями,  волейсмотре бросился к какому‑то человеку и, не говоря ни слова, указал на банку рядом с девочкой‑музыкантом… Банка всё ещё была пустой; девочка несколько дней ничего не ела и всё‑таки играла, не давая себе права на отдых. Играла не для того, чтобы что‑нибудь заработать, а чтобы забыть о своей бедности, чтобы хоть на миг почувствовать себя счастливой (оправдан или повтор???)…

…Я встретил её там же, среди деревьев людей. Они пытались незаметно проскользнуть, а вместо этого только путались под ногами, мешались и, в общем, всё делали не так, как задумывали. А я выискивал взглядом своего бесёнка и нервно теребил верхнюю пуговицу на пальто. Она водила хоровод со скелетом мрачного вечера, словно пытаясь его расшевелить и вместе с ним поднять бунт. С газетами в руках подлетала к прохожим и собирала деньги за ненужные серые бумажки. Кое‑кто покупал, кое‑то проходил мимо, а я остановился неподалеку, чтобы понаблюдать за происходящим. Я заметил, что косичек у неё уже не было, – бритая голова. Появилось несколько новых заплат на юбке и трещин на стоптанных сапогах. А цвет глаз я опять не запомнил, вот только в них точно играли прежние бесенята, готовые в любую секунду наброситься на обидчика.

– Деньги! Дайте денег! – скорее, требовала, чем просила, девочка, нападая на людей и почти насильно пихая им газетёнку, преграждала путь, сверкала дикими, хищными глазами. «Опять притворяется», – махнул я рукой. Подошел к ней сзади прежде, чем она заметила, и легонько тронул за плечо. Бесёнок вздрогнула от неожиданности и резко обернулась. Она посмотрела на меня пронзительными, безумно горящими глазами. Со своей новой причёской чудачка была похожа, скорее, на симпатичного паренька, сбежавшего из дома на поиски приключений.

– Не узнаёшь? – спросил я и сразу понял, что вопрос был лишним. Конечно, она узнала, даже снова ткнула пальцем в грудь, сунула газету… Я пробежал глазами первую полосу: политика… революции… восстания…

– Да ты вообще понимаешь, о чём здесь написано? – я был абсолютно уверен, что бесенок нисколько не разбирается в подобных вопросах.

Её красивые губы нервно задрожали; она снова казалась раздражённой. Я думал, опять обзовёт меня, и приготовился дать словесный отпор, а она только прошипела:

– Деньги!

Я помотал головой. – Можешь снова проверить мои карманы! – повернулся к ней тем, дырявым, и хитро подмигнул. Бесёнок, конечно, сразу поняла, что я хочу её обмануть, и обиженно топнула ножкой:

– От тебя нет никакого толку!