Среди гор

Собравшиеся разбились было на две враждебные группы, но вмешались мулла Барпы, Бердибай и другие аксакалы.

— Что вы петушитесь, неразумные?

— Праздник в драку превратили!

— Если так будет дальше, нашим двум аилам жить рядом нельзя.

Оодарыш продолжался. Два силача то как беркуты устремлялись друг на друга, то отступали. Большой Сыдык вдруг схватил Туменбая за руку и изо всех сил потянул к себе. Темно-рыжий жеребец пошатнулся, но тотчас же выпрямился, а рыжий конь Сыдыка стоял все так же твердо.

— О аллах!

— Дух предков!

— Хватайте его за ворот!

— Придави ему руку!

Стоял оглушительный крик. Порядка будто не бывало. Иные горячие болельщики, сами того не замечая, спрыгивали с лошадей, снова вскакивали, взывали к духу предков. Туменбай, стараясь перетянуть большого Сыдыка, стащил его с седла и чуть не сбросил с лошади, но тому снова удалось вырваться. Туменбай собрался с силами, коршуном налетел на противника, схватил его за ворот и, дернув к себе, сорвал с коня, словно таволожник со скалы.

— Не отпускай! Тащи его! — кричали сторонники Туменбая.

— Туменбай победил!

— Делите приз! Отдайте, почтенному Шооруку, молдоке и болушу их долю! — потребовали зрители.

После оодарыша страсти разгорелись. Болельщики не могли устоять на месте, наблюдая за скачками на двухлетках и трехлетках. Но на этот раз приз достался ребятам из аила Джакыпа.

— Теперь будет козлодрание! — объявил Саадат и послал двух комсомольцев за оставленной в низине в прохладном месте тушей козла.

Для участия в козлодрании каждая сторона выставила двух всадников. Один всадник на рыжем коне с лысиной на лбу и другой — на светло-сером остановились неподалеку от туши козла; а два других, что ехали на вороном и гнедом, спустились в низину. Расстояние между тушей и каждой из сторон было одинаковое.

Народ на холме с волнением следил за происходящим и шумел больше, чем при оодарыше и скачках:

— Козла поднял Касым!

— Нет! Козел у Джакыпа!

Четверо всадников сгрудились около туши козла, и долго нельзя было разглядеть, что делается в низине. Вдруг Касым на вороном коне оторвался от остальных всадников и помчался, волоча за собой тушу. Но гнедой Джакыпа мгновенно догнал вороного. Касым хотел перебросить свой трофей через гриву коня, однако подоспевший напарник Джакыпа схватил тушу. Снова разгорелась борьба. Шум и крики толпы усиливались. Схватка джигитов становилась все более яростной, каждый старался завладеть козлом и ускакать от противника. В самый горячий момент, когда все четверо вцепились руками в тушу и раздирали ее, как беркут пойманную лису, лошади понесли. Через ямы, бугры, камни они мчали своих всадников к западу. Вдруг вороной Касыма споткнулся и упал. Осмон один не мог устоять, и противники вырвали у него козла.

За тушу боролись потом еще три группы, по четыре всадника в каждой. Приз поделили аксакалы, мулла и болуш.

Толпы, стоявшие на двух холмах, теперь смешались. Народ волновался:

— Начинайте джайму!

Первыми схватили козла джигиты, под которыми были лучшие кони, и ускакали далеко от холмов. За ними бросились все, даже те, что сидели на худых клячах без седла и по два на одном коне.

Над полем неслось:

— Джай-ма-а!

— Джай-ма-а!

— Джайма-а-а!

Мимо кладбища, расположенного в низине, ехали на запад около тридцати всадников. Омур с Джакыпом немного поотстали от других.

— Вот жадный! Я не думал, что он такой, — возмущался Омур.

— Отор? Да скупее его нет бая. Он даже конской щетины для другого пожалеет. А ты не знал? Да он скорее умрет, чем даст кому-нибудь копейку. А сам только и смотрит, где бы хапнуть побольше. Когда к нему ни приди, все плачет, что у него ничего нет, словом, как у нас говорят, вытирает рот сухой травой. За целый год и одной новой рубашки не наденет. Да что говорить, Омуке. Другого такого скряги не знала земля киргизов. Если пропадет его козленок, жизни не даст чабану, легче пастуху самому пропасть вместе с козленком.

Омур с Джакыпом догнали своих спутников. Те продолжали скакать рысью.

— О чем вы так долго толковали?

— Слышали какие-нибудь новости?

— К кому завезли козла?

— Мы оставили его в юрте Отора, думали, что он аксакал, почтенный человек, а он…

— Или Отор щедро не одарил вас?

— У нас столько подарков, что поделить никак не можем, — отшучивался Джакып.

— Ой, сынок, — пробормотал мулла Барпы, — так ли все хорошо, как ты говоришь… Тут что-то неладно.

— Ты угадал, молдоке, — ответил Омур. — Я с козлом подъезжал к юрте Оторбая, а он увидел, сел на коня и умчался бог знает куда!

— Так я и думал. А где козел? — спросил кто-то.

— Его перехватили другие всадники. А мы понадеялись на Отора и остались ни с чем, как волки, у которых выхватили добычу из пасти.

— Неужели Отор забыл древние обычаи отцов?

— Молодежь завезла к нему отбитого в джайме козла, а он скрылся. Умрет, что ли, если одарит нас чем-нибудь?

— Двух рублей пожалел.

— Э-э, пусть скот Отора останется без хозяина!

— Пусть земля поглотит Отора! — проклял его Соке. — Как там Касым? Узнавали?

— А что с ним?

— Да, говорят, сломал ногу. Лошадь его упала во время козлодрания.