После окончания курсов его направили на советскую работу в Ош. Прибыл он туда с личной запиской дяди в кармане. Деньги у него тоже были, и настроение Калпакбаева было превосходным. Вечно чистое и ясное, голубое небо юга было беспредельно глубоким. Солнце поднималось, разгорался базар: торгаши набавляли цены, покупатели торговались, а те, кому нечего было продавать и покупать, шатались просто так в толпе. «Пош! Пош!» — покрикивали возчики на арбах, протискиваясь в пестром людском море. Сейдалы тоже потолкался на базаре, но вскоре он выбрался из толпы и, остановив возле моста фаэтон, поехал в Новый город.
Он искал одного знакомого человека, с которым доводилось ему встречаться несколько раз в доме дяди. Этот человек очень хорошо отнесся к нему и просил даже по окончании курсов приехать в Ош на работу.
— Мы с дядей позаботились о тебе: кончишь учебу и приезжай к нам, джигит!
Встретил Калпакбаев своего знакомого в Новом городе, возле большого магазина. Поздоровались, пожали друг другу руки и пошли вместе в чайхану близ «пьян-базара».
Знакомый его — краснощекий, полный человек среднего роста, с золотым зубом. Зуб этот ярко сверкал, когда он улыбался. Он постоянно посещал эту чайхану, где пил крепкий чай, ел плов и подолгу отдыхал.
Хозяин чайханы — долговязый, худой, как кощей, узбек. На голове у него была кокандская тюбетейка, заношенная, прокопченная, с набившейся в швах грязью. Передник его из грубой бязи, повязанный на поясе, тоже был грязный и замусоленный. Чайханщик заваривал чай в белых и круглых, как гусиные яйца, чайниках, зычно покрикивая при этом:
— Хе-э, жирный плов, густой чай!
Увидев возле Калпакбаева его спутника, чайханщик льстиво осклабился:
— Хе, друг мой!
— А, друг! — ответил ему знакомый Калпакбаева. Они заняли места на паласе, разостланном на полу.
— Слушаю вас, друг мой! — с готовностью склонился чайханщик.
— Гость у меня!
— Что угодно? Жидкого или густого?
— Жидкого.
— Хоп! Горячего или холодного?
— И то и другое!
— Хе, хоп! Красного или белого?
— Сам знаешь!
— Хоп-хоп! Как всегда, ясно! — засуетился чайханщик. Вскоре он принес на подносе две горячих лепешки, две пиалы и чайник зеленого чая. После этого они понимающе переглянулись друг с другом.
— Э, друг мой!
— Слушаю, что угодно?
— Сверни-ка шейку!
— Хоп! — отозвался чайханщик. — Если желаете, мой друг, то нет ничего прозрачней, чем белое молоко перепелки!
Двумя ударами узловатой ладони чайханщик ловко выбил пробку из пол-литровой бутылки.
— Друг мой, плова на три рубля!
— На три рубля?
— Сам знаешь!
— Хоп-хоп, знаю, знаю. Однако не будем об этом!
Калпакбаев был очень поражен взаимоотношениями между своим знакомым и чайханщиком. С помощью знакомого он быстро устроился на работу в аппарат райисполкома. Как и следовало ожидать, Калпакбаев заважничал с первых же дней. Он приходил в чайхану и, грозно насупившись, заказывал чай и плов и вел себя, будто бы был здесь, в чайхане, полным хозяином.
Раза два он даже не заплатил за плов.
— Получите потом! — надменно говорил он и уходил.
Первые дни чайханщик робел, принимая его за важное лицо.
— Хоп-хоп, аксакал, только не забывайте! — говорил он.
Но со временем чайханщик раскусил, что за человек был Калпакбаев.
— Расплатитесь-ка, друг, за долги! — потребовал он однажды и не выпускал его до тех пор, пока не получил деньги.
Калпакбаев постарался не показать своего возмущения, но решил припугнуть дерзкого чайханщика:
— Как так, я работаю в исполкоме! Что за беспорядок: плов сырой, чай холодный, а денежки получаешь наши, государственные.
Чайханщик на это даже бровью не повел.
— Не нравится — не ешьте плов, не пейте чай, вас никто не принуждает, аксакал.
— Что-о! Ах ты, торгаш, кровосос! Ну подожди, вспомнишь еще меня, когда я принесу тебе извещение об уплате налога!
И ушел, хлопнув дверью. Выйдя на улицу, Калпакбаев обозлился еще больше: «Ишь ты, здесь даже крыса базарная, торгующая чаем, и та не имеет уважения к человеку! Все они спекулянты продажные! То ли дело у нас в горах, — там народ почтительный, на начальство глаз не поднимает, не то чтобы пререкаться! Приедешь в аил, там все тебе почести: и барана зарежут и лошадь твою накормят и почистят, а здесь!»
С горя он осушил целую бутылку водки и, опьянев, долго еще ругался и грозился:
— Ах, ты! Все вы спекулянты продажные! Ну, покажу я вам!
Случалось ему выезжать в командировки в районы, и там он при виде местных девушек и молодых женщин смотрел на них с волчьим вожделением. «Черт возьми, какие у них красивые женщины!» — думал он, загораясь похотливой страстью.
Если в доме, где ему приходилось останавливаться, была молодая женщина, он многозначительно подмаргивал ей и при удобном случае щипал за мякоти ляжек.
— Ай-и! Разве начальники бывают такие, как вы? О боже! — шарахалась женщина. Но Калпакбаев не терялся:
— Не бойтесь! Начальники умеют крепко любить! Лучше…
— О боже, что вы говорите!
— Сердце мое — ваше!
— Да оставьте, как вам не стыдно!
— Я вам подарю шелковый платок!
— Отпустите! Я не просила подарков.
— О, вы очень боязливая женщина.