Среди гор

— Спасибо вам, товарищ Термечиков, замолвили хоть словечко… А то куда это годится: сам выезжаю в табун, чтобы сменить лошадь… О какой тут помощи говорить… Черта с два: вместо помощи они кидаются на человека с дубинками… С этим народом нянчиться нельзя, только силу они признают… Среди нас есть и смутьяны-апартунусы! С ними может управиться только такой твердый, как кремень, человек, как товарищ Калпакбаев, а иначе никак нельзя…

Исак только сейчас оторвал голову от бумаги и, сурово нахмурив брови, спросил:

— Вы думаете, что Калпакбаев правильно ведет работу?

Мендирман оробел, запнулся.

— Не бойтесь, говорите прямо!

Глаза Мендирмана забегали, и, не зная, как быть, он решил идти напропалую: «Буду хвалить Калпакбаева, авось да и угадаю».

— Я темный, безграмотный человек, товарищ Термечиков, — заговорил он, оправдываясь, — если что скажу не так, не осуждайте! По-моему, товарищ Калпакбаев твердый, как кремень, джигит, настоящий большейбек. Если бы не его стойкое мужество, то нам, хоть век колотись, не удалось бы заставить народ записаться в списки. И сегодня мы можем с гордостью заявить, что весь аил на сто процентов вовлечен в артель!

Исак нетерпеливо перебил Мендирмана:

— Да, с гордостью, если эта работа проводилась правильно!

— Ну конечно… Вы правы. По-моему, мы правильно вели работу. Мы организовали специальные комсомольско-молодежные группы, которые агитировали народ вступать в артель. Хозяева всех дворов добровольно подали заявления и внесли в списки не только семьи и скот, но и все домашнее имущество, вплоть до птицы…

— Да-а! — протянул задумчиво Исак. — Вот поэтому-то я никак и не дойду до конца списков: ведь здесь перечисляются даже ложки и поварешки…

Мендирман замялся, ухмыляясь глупой, растерянной улыбкой.

— В списках скота много, а домашних вещей еще больше.

— Правильно, правильно, товарищ Термечиков! — поддакнул Мендирман.

— Если все это так и оставить без изменений, наверное, артель сразу пошла бы в гору, а?

— Даже не сомневайтесь. Если будут при мне два вооруженных милиционера, ничего не пропадет, ни одного паршивого козленка!

— Ну да, вероятно, только потому, что не было здесь милиционера, вы и перерезали весь скот. Не так ли?

Мендирман примолк.

— Если верить имеющимся у нас данным, то в последние две недели лошадей было забито и продано около четырехсот голов, рогатого скота — триста две головы, ну, а мелкому скоту вы и счет потеряли. — Исак гневно глянул на Мендирмана. — Товарищ Борукчиев, учтите, если не дадите по рукам расхитителям, то скоро будете скакать не на лошади, а на одном седле!

Мендирман вскочил с места и всплеснул руками:

— Так я об этом и говорю, товарищ Термечиков. Думаете, о чем я пекусь? Если колотушка будет крепка, то можно и кошмянный кол вогнать в землю… А дай волю нашему народу, то они не то чтобы скот отдать в артель, а скорей самого председателя прикончат! Как ни говорите, но пока не установим порядок, на первых порах вооруженные милиционеры обязательно нужны!..

— А если бы были вооруженные милиционеры, то вы, Меке, не стали бы забивать молочного стригунка? — усмехнулся Осмон. — Значит, вы зарезали жеребенка потому, что не было милиции?

Люди рассмеялись.

Мендирман позеленел от злости и блудливо забегал глазами, поглядывая то на Исака, то на других.

— Ну, так что же из этого? — отчаянным голосом закричал он. — Вы сами избрали меня председателем и сами поздравляли, требовали «обмыть должность». И выходит, что я не имею права даже на одного жеребенка из общинного табуна? Если так, то я не напрашиваюсь, не очень-то мне нужно это председательство, снимайте меня с должности, назначайте другого! — Мендирман безнадежно махнул рукой и сел, задрав голову.

— Обижаетесь? — участливо спросил Исак. — Председательство — это не домашние дела. Когда члены артели «Новая жизнь» избирали вас председателем, то верили вам, возложили на вас большую ответственность…

Мендирман прикинулся, будто не понимает, о чем идет речь.

— Товарищ Термечиков, я не напрашивался… Я безродный в этом аиле, нас всего две семьи из рода Кушчу! — заскулил он. — Если большие аилы дунут на меня, то от меня ни следов, ни костей не останется… Я не хотел быть председателем… Большие аилы не желали уступать друг другу эту должность, и тогда они сами упросили меня: «Ты безродный, ты будешь справедлив ко всем, — тебе и быть председателем». Ну, я но доброте своей и согласился… А не знал, оказывается, что сам себе надел на шею петлю! О дорогой товарищ Термечиков, сжальтесь надо мной! Освободите меня, пока не поздно!

— Оставьте, вы будете работать…

— Нет… не справлюсь, видать. Освободите! Без большой печати в руках, без милиционеров с винтовками не то что я, а и не всякий большейбек тут уломает народ. Есть такие молодцы, что мигом пристукнут дубинкой, а мне еще не надоело жить. Не хочу умирать раньше смерти. В такие трудные для человека дни только родичи и помогут… Лучше уеду я в Талас, к своим…

Исак пожал плечами:

— Я не имею права ни назначать, ни освобождать от работы! Вас выбирал народ. Пусть народ решает.

— А что народ! Что скажет начальство, то и закон ему.