Среди гор

— Вот видите, я знал, что так будет, и поэтому заранее постарался посадить подозрительных людей.

«Саадат сбежал. Сейчас он пока ничем прямо не угрожает безопасности аила. Поэтому только лишь за то, что он сбежал, его трудно называть басмачом, но и прощать ему этого не будем. Вместо того чтобы заняться поисками Саадата и наказать его, Шарше самовольно стал наказывать ни в чем не повинных людей саадатовского рода. Это грубая политическая ошибка». Так сказал сам Термечиков. «Говорят, это не пройдет теперь для Шарше безнаказанно», — такие разговоры сейчас оживленно велись в толпе возле аилсовета. По-разному воспринимали люди эту новость. Одни радовались, другие огорчались, третьи озабоченно ждали еще чего-то. Как раз в этот-то момент и прибыл сюда Иманбай. Его появление было настолько необыкновенным, что буквально все, забыв о тревожных разговорах, уставились на Иманбая. Да, выглядел он сейчас очень забавно. Раньше Иманбай никогда не повязывался кушаком, а вечно ходил в распоясанном старом кожухе. В этот раз он крепко-накрепко повязался поверх шубы веревкой, старый кожух от этого надулся на его спине пузырем. Платок повязан был на голове неумело, узлом на макушке. Словом, Иманбай не походил ни на женщину, ни на мужчину, и если ко всему этому добавить серьезное выражение лица, то все это делало его очень смешным. Серьезным Иманбай хотел выглядеть потому, что он забыл уже о своей «болезни» и тем более забыл о том, что повязал на голову платок жены, поэтому его очень рассердили насмешливые взгляды людей.

— Эй, вы! — воскликнул он. — Неужели вы никогда не видали голову человека, сидящего на Айсарале? Айсарала — это лошадь Иманбая. А сидит на ней Иманбай. Если бы до сих пор царствовал царь Николай, то мне, Иманбаю, никогда не видать бы и копыт Айсаралы. Спасибо родным Советам, они сделали меня хозяином этой лошади, но негодяй Шарше не хочет, чтобы была у меня даже эта единственная лошадь, данная советской властью. Он хочет забрать ее в артель. Достаточно я при Николае походил пешком, даже пятки полопались. Я не желаю теперь подчиняться никому! Я — свободный человек, куда хочу — туда уйду! А вам нечего смеяться, не так уж глуп хозяин Айсаралы!

— Да никто не смеется над тобой, будь ты неладен! — заметил Соке. — Смеются люди над твоей головой! Вид у тебя какой-то больной.

— Так ты знай, Соке, что я и на самом деле больной! — серьезно подтвердил Иманбай. — Как же не заболеть, когда в аиле творятся такие неслыханные злодеяния: Шарше посадил в каталажку самых почтенных людей во главе с аксакалом Шооруком! Так что стоит моя голова! Да и не только голова, но и сам я болел тифом. Только что встал с постели. Что ж тут смешного? Если вы смеетесь надо мной, то пусть бог смеется над вами!

Безобидная болтовня Имаша мигом развеяла удрученное настроение людей. На хохот толпы из конторы вышел Исак. Он посмотрел на Иманбая и тоже улыбнулся. Вероятно, он вспомнил, что это тот самый бедняк, который, вывернув кожух, запрятался когда-то в курае, выдавая себя за другого человека.

— Аксакал! — обратился к Иманбаю Исак. Разговоры и смешки разом прекратились. Исак сказал шутливым тоном: — Если вы болели тифом, то вам нельзя ходить так легко одетым на ветру. Надо лежать дома.

— Спасибо, родимый уполномоченный! Только я хочу сказать, что когда к нам приезжают такие начальники, как ты, то все как будто хорошо и гладко. Что ни скажете вы на собрании, мы со всем согласны, голосуем за это. Но стоит только вам уехать из аила, как мы начинаем страдать за свои голосования. Не знаю, почему так происходит. Или вы обманываете нас, темных простолюдинов, говоря нам одно, а активистам нашим — другое, или с умыслом вы натравливаете их на нас, словом, как только большие начальники покидают аил, так сразу же наши маленькие начальники начинают самоуправство. Кого слушать, кому верить — сам не знаешь. Все они начальники, все они угрожают. И получается так, что мы, как муха, попавшая во время драки между двумя верблюдами. Они друг друга убьют или нет, а мухе-то определенно конец! Постойте, дайте доскажу! Или хотя ладно, многое хотелось высказать, аж грудь распирает, да кто его знает, по закону будет это или нет? А то еще под суд попаду! Лучше уж я домой поеду!

Иманбай тронул Айсаралу, как бы собираясь уехать отсюда. Но уезжать-то ему как раз не хотелось: просто он испугался, что сказал что-нибудь не то, и хотел сейчас отъехать в сторонку, с глаз подальше.

— Постойте! — остановил его Исак. — Что же вы не высказались до конца?

— Нет уж, лучше я поеду домой. Вы же сами говорили, что после тифа ходить нельзя на ветру!

Исак был озадачен. Он ведь не знал, действительно ли Иманбай был болен или же притворялся. Тем временем Иманбай снова осмелел и опять заговорил: