Шла весна 1918 года. Пригрело солнце, растаял снег, началась пахота. Так было и в прошлом году. Но этой весной в воздухе носилось недоброе, люди чувствовали смутное беспокойство. Заметно было, что кулаки затевают что-то. Так и вышло. Крупнейшие кулаки во главе с Черновым организовали конный отряд и вооружились. Они пригнали двадцать семь бедняков во двор почты и там расстреляли их. Попадись им в этот день на глаза Исак, ему бы не уцелеть. Сын мельника Кузьма вовремя спрятал Исака в курятнике. Через день в село приехал отряд Красной гвардии. Все участники расправы над батраками, в их числе и Чернов, были расстреляны в том же дворе почты.
Тогда Исак, бывший батрак Чернова, записался в Красную гвардию и прослужил ровно четыре года. В армии он выучился грамоте и вступил в коммунистическую партию. Демобилизовавшись, Исак окончил годичные курсы и приехал на работу в волостной комитет партии. Хотя серая красноармейская шинель и папаха изрядно износились, Исак не расставался с ними. Он дорожил памятью о днях службы. Когда Исак впервые появился в аиле Кюнчигыш, все говорили: «Приехал уполномоченный в серой папахе, будет говорить на собрании о равноправии женщин». С тех пор и называли его в аилах «уполномоченным в серой папахе».
…Похищение Айны снова привело Исака в аил. Сопровождали его два молодых красноармейца — русский и киргиз. Исак задался целью развязать узел раздоров между двумя аилами и положить конец родовым распрям.
Он сочувствовал Саадату и Айне. Ведь они были правы: Саадат был молод, и Айна любила его. Девушку насильно хотели продать в жены старику, и спас ее от насилия выдвиженец комсомола, председатель аилсовета Саадат.
Молодой коммунист имел полное право жениться на девушке, которую полюбил. И вот, несмотря на это, им приходится скрываться, а весь аил потерял покой, пострадали ни в чем не повинные бедняки. Если подходить с этой точки зрения, надо было бы наказать Касеина. Но Исак знал, что причины родовых междоусобиц нужно выяснять очень осторожно и чутко, а то получится, как в поговорке Иманбая: «Кто пил айран, тот выскользнет, а кто лизал ведро, будет пойман». Исак начал осторожно распутывать тугой узел родовых распрей. Он беседовал со многими жителями аила. С утра дело шло как нельзя лучше. Обе стороны правдиво рассказывали все, никто не давал ложных показаний. На этот раз даже Оскенбай не робел. Ведь Бакас был ачендик, а Исак простой человек, наган на боку у него не торчит, брови поминутно не хмурятся. Оскенбай спокойно рассказал о том, как на него напали люди Касеина. «Мертвый» Иманбай вновь обрел язык и рассказал доктору, приехавшему с Исаком, как был послан к Касеину для переговоров и что с ним приключилось. Он обижался, что Касеин поступил, как зазнавшийся самодур, подняв на него, Иманбая, посла целого рода, дубинку. Врач внимательно осмотрел Имаша и доложил Исаку, что пострадавший в своем уме и смерть ему не угрожает.
Но после обеда все изменилось. Свидетелей как будто подменили. Даже Оскенбай, придя вторично к Исаку, растерянно заявил:
— Ой, сынок… Дорогой начальник, я прошу вас, сотрите со своей бумаги, что я говорил утром!.. Я говорил неправду. А на самом деле было так: перед рассветом раздался топот, замычал теленок, я вышел и вижу: моего теленка бодает приблудный бык…
Все так же, как Оскенбай, приходили и отказывались от своих прежних слов. Узел родовых скандалов и распрей не только не развязался, но затянулся еще туже. А дело было вот в чем. Когда Исак через красноармейцев начал вызывать людей из обоих аилов и в беседе с ними выявлять скрытые причины последних событий, по юртам незаметно, точно вор, пополз тревожный слух.
— Оказывается, человек в серой папахе, — говорили аксакалы и аткаминеры, — не подчиняется ни уездному начальнику милиции, ни болушу. Он может наказать их. Он большевик и подчиняется только партии. А закон партии очень строгий и справедливый, он никаких сговоров по обычаям старины не признает. Если уполномоченный в серой папахе сделает бедняков свидетелями и запишет, что распри между аилами раздувают Шоорук, Бердибай, Касеин и Карымшак, то всех их арестуют и отправят в Шыбыр. Как же мы дадим выслать своих лучших людей во главе с Шооруком? Мы должны говорить уполномоченному, что у нас нет распрей, что оба наши рода издревле живут и жили в дружбе. Правда, похищение Айны Саадатом не понравилось братьям ее отца, но все это мы легко уладим сами, по-родственному: «Если сломалась рука, она останется в рукаве, если разбилась голова — останется в шапке», — говорит народ. Нам надо успокоить уполномоченного, а после его отъезда мы по-своему решим все споры и недоразумения…
Карымшак, сразу забыв о распрях между родами, обратился к Касеину:
— Касеин, ты кандидат, а я член партии. Мы с тобой обязаны поступить по закону, но и о родстве не должны забывать. Конечно, скот каждому дорог, тебе тяжело будет возвращать полученных у Батырбека лошадей, но выход найдется. Подумай, Саадат тоже не безродный человек, ты получишь все, что полагается по обычаям.