Среди Йоркширских холмов

— Да, сладенькая такая. Глотается легко.

— И вы наливаете ее в блюдечко?

— Верно. Руки меня не слушаются.

— А когда принимаете ее на ночь, в блюдечке что-нибудь остается?

— Остается. А что?

— Так вы же ставите блюдечко у кровати, верно? А Игрун спит возле вас…

Старик уставился на меня.

— Так, по-вашему, малыш его вылизывает?

— На что угодно спорю: вылизывает!

Дик откинул голову и расхохотался. Смеялся он долго и весело.

— А потом спит как убитый! Оно и понятно: я тоже носом клюю!

Я смеялся вместе с ним.

— Теперь все понятно, Дик. Как примете микстуру, блюдечко убирайте в тумбочку, хорошо?

— Само собой, мистер Хэрриот. А Игрун больше так валяться не будет?

— Никогда!

— Это вот хорошо! — Он сел на постели, взял Игруна и нежно прижался к нему лицом. Потом радостно вздохнул и посмотрел на меня.

— Значит, мистер Хэрриот, теперь и беспокоиться нечего.

На крыльце, второй раз прощаясь с миссис Дагган, я оглянулся на дверь.

— «Теперь и беспокоиться не о чем!» А? Какой молодец!

Это верно. И ведь чистую правду сказал: о себе он не беспокоится.

В следующий раз я увидел Дика через две недели, когда навещал приятеля в дарроубийской больничке. Старик лежал на кровати в углу палаты.

Я подошел и присел на край его постели. Его изможденное лицо дышало безмятежностью.

— Здравствуйте, Дик, — сказал я.

Старичок сонно поглядел на меня и прошептал:

— А, мистер Хэрриот! — Он закрыл глаза, но через несколько секунд открыл их и чуть улыбнулся. — Я рад, что мы разобрались с тем, от чего Игруну бывало плохо.

— Я тоже рад. Дик.

— Его миссис Дагган взяла, — добавил он, помолчав.

— Да, я знаю. Ему там будет хорошо.

— Верно… — Его голос стал тише. — Только вот иногда думается, был бы он тут со мной… — Костлявые пальцы погладили одеяло, губы снова зашевелились. Я нагнулся пониже, чтобы расслышать. — Игрун… — шептал он, — …Игрун… — Веки старика сомкнулись, и я увидел, что он уснул.

На следующий день я узнал, что Дик Фосетт умер, и, возможно, я слышал его последние слова. И были они о его коте. Необычно, но так уместно!

— Игрун… Игрун…

15

Я должен вернуться к тем дням, когда Джон Крукс нас покинул, а я еще не свыкся с мыслью, что он не вернется. Не верилось, что больше не услышу в трубке, как этот звучный голос говорит, чтобы я продолжал спать, а в морозную тьму к телящейся молодой корове поедет он. Но главным было не это. Как я уже упоминал, тогда я был еще достаточно молод, чтобы подружиться с помощником, и вот я потерял друга — а вернее, двух, когда Джон и Хетер отправились строить собственную жизнь в Беверли, — и на душе у меня было пусто.

Но что толку переживать? Нам требовался новый помощник, наше объявление в «Ветеринари рикорд» не осталось без ответа — и кандидат ожидался с минуты на минуту. Я взглянул на часы. Почти половина третьего, и поезд, на котором Колем Бьюканан должен приехать в Дарроуби, прибывает через четверть часа. Я побежал к машине и покатил на станцию.

Из поезда на платформу сошел только один пассажир в сопровождении крупного ларчера. Пока он шел по направлению ко мне, я успел разглядеть потрепанный чемодан, пышные черные усы и очень темные глаза. Однако мое внимание приковало какое-то мохнатое животное, перевесившееся через его плечо.

Он протянул руку и ухмыльнулся до ушей.

— Мистер Хэрриот?

— Да-да… — Я потряс его руку. — А вы, следовательно, Колем Бьюканан.

— Совершенно верно.

— Отлично… отлично… Но вот у вас на плече…

— А это Мэрилин.

— Мэрилин?!

— Ну да. Моя барсучиха.

— Барсучиха!

Он рассмеялся. Беззаботным смехом.

— Извините. Наверное, следовало предупредить вас в письме. Она моя верная подружка. И ездит со мной всюду.

— Всюду?

— Безоговорочно.

На меня нахлынули всевозможные дурные предчувствия. Как помощник ветеринара будет справляться со своими обязанностями, когда у него с плеча свисает дикий зверь? И какой человек способен явиться на новое место работы не только с барсуком, но еще и с гигантским псом?

Впрочем, последнее я узнаю незамедлительно, а потому отогнал эти мысли и проводил его к машине под перекрестным огнем недоуменных взглядов кассира, двух сидящих на платформе дам и носильщика, который чуть было не протаранил стену своей тележкой с грузом ящиков.

— Как вижу, у вас и собака.

— Да. Буран. Очень милый и ласковый.

Ларчер завилял хвостом и посмотрел на меня добрыми глазами. Я погладил косматую голову.

— Да, это видно сразу… Между прочим, ваши имя и фамилия наводят на мысль о шотландском акценте, но у вас его нет.

Он улыбнулся:

— Я родился в Йоркшире, но мои предки были выходцами из Шотландии. — Глаза у него сверкнули, и он вздернул подбородок.

— А, так вы ими гордитесь?

— Да. — Он кивнул, а его лицо стало по-настоящему серьезным. — Очень горжусь.

Когда мы приехали в Скелдейл-Хаус, я показал Бьюканану его машину и помог загрузить ее всем самым необходимым, что мы всегда захватывали с собой: лекарствами, инструментами, акушерским халатом, защитным комбинезоном, затем отвел новичка наверх в квартирку, где его, по-видимому, заинтересовала не обстановка, а открывающаяся из окна перспектива длинного сада — птицы и цветы.