Среди красных вождей том 1

Она вскочила, было, чтобы идти, но затем, по-види­мому, передумала, нажала кнопку электрического звонка и сказала:

— Я пошлю за ним лучше Таню…

В столовую вошла молодая девушка, которую Марья Михайловна мне представила:

— Позвольте вам представить… Это горничная то­варища посла, товарищ Таня.

Мы обменялись с товарищем Таней рукопожатиями, и Марья Михайловна попросила ее пригласить Красина, который, оказалось, жил здесь же в посольстве.

Пришел Красин.

— Леонид Борисович, не выпьете ли вы с нами кофе со сливками, и настоящого кофе, а не эрзац? — кинулась к нему Марьи Михайловна.

Красин отказался, сказав, что он уже напился кофе в общей столовой. Мы стали говорить о делах посольства. И Красин и Иоффе напирали на то, что ждут от меня приведения в порядок дел, находившихся в хаотическом состоянии и указывали на разные частности. Марья Михайловна, сидевшая с нами, все время вмешивалась в разговор, перебивая всех без всякого стеснения и вставляя свои указания, часто весьма нелепые, к которым Иоффе относился с какой то отеческой сни­сходительностью. На это маленькое совещание был приглашен и мой старый товарищ, Вячеслав Рудольфович Меньжинский, ныне начальник Г.П.У, который тоже жил в посольстве и состоял в Берлине, генеральным консулом.

— Ты, Георгий Александрович, — говорил Кра­син, — обрати внимание на систему денежной note 47отчетности, бухгалтерию, а также на делопроизводство… Сейчас здесь сам чорт ногу сломит. Когда нужна какая-нибудь бумага, ее ищут все девицы посольства и в конце концов не находят.

— Да, — поддакивал Иоффе, — наш бюрократи­ческий аппарат действительно сильно прихрамывает.

— Да как же ему не хромать, — перебил Красин, — ведь публика у нас все неопытная… Конечно, все они xopoшие товарищи, но дела не знают. А потому путаница у них царит жестокая.

В конце концов, из этой беседы для меня стало ясно, что штат посольства весьма многочислен, но состоит из людей, совершенно незнакомых с делом. И вот Иоффе, обратившись ко мне, сказал:

— Я вас очень прошу, Георгий Александрович, привести все в порядок, указать, как и что должно делать…

— А не столкнусь ли я с уязвленными самолюбиями? — спросил я. — Не пошли бы в результате моих реформ всяческого рода дрязги?

И Иоффе, и Красин, и Меньжинский стали уверять меня, что с этим мне нечего считаться. Все обещали свое содействие. В частности, Иоффе заметил, что сам, плохо зная бюрократический аппарат, дает мне «карт бланш» делать и вводить все, что я найду нужным.

— Да, мы даем вам «карт бланш», — развязно и с комической важностью, подтвердила и Марья Михайловна. Затем мы все вместе отправились вниз в помещение, где находились канцелярии, и Иоффе и неизбежная, по-видимому, Марья Михайловна знакомили меня со служащими. Здесь же были представлены мне 2-ой и 3-ий секретари посольства, товарищи Якубович и Лоренц (ныне полпред в Риге). Особенно долго мы оставались note 48в помещении кассы, разговаривая с кассиром, товарищем Caйрио.

Товарищ Сайрио заслуживает того, чтобы посвя­тить ему несколько строк, так как в нем есть мно­го типичного. Маленького роста, неуклюже сложенный, к тому же еще и хромой, латыш, с совершенно неинтеллигентным выражением лица, полным упрямства и ту­пости, он производил крайне неприятное, вернее, тя­желое впечатление. Несколько вопросов, заданных ему о порядке ведения им кассы, показали мне, что человек этот не имеет ни малейшего представления о том, что такое кассир какого бы то ни было общественного или казенного учреждения. Правда, это был безусловно чест­ный человек (говорю это на основании уже дальнейшего знакомства с ним), но совершенно не понимавший и, по тупости своей, так и не смогший понять своих общественных обязанностей и считавший, что, раз он не ворует, то никто не должен и не имеет права его контролировать.

Он сразу же заявил мне, что касса у него в полном порядке, все суммы, которые должны быть на лицо, находятся в целости. Когда же я задал ему вопрос относительно того, как он сам себя учитывает и проверяет, он сразу обиделся, наговорил мне кучу грубостей, сказав, что он старый партийный работник, что вся партия его знает, что он всегда находился в партии на лучшем счету, пользовался полным доверием и т. под. В заключение же, на какое то замечание Красина о порядке ведения кассы, он грубо заметил:

— Я никому не позволю вмешиваться в дела кас­сы и никого не подпущу к ней… никому не позволю рыть­ся в ней, будь это хоть рассекретарь… у меня всегда при мне револьвер…

note 49— Позвольте, товарищ Caйpиo, — вмешался Иоффе, — и меня вы тоже не подпустите к кассе, если бы я нашел нужным произвести в ней ревизию?

— Вы… э… э…, — стал он заикаться и путаться, — вы мой начальник… вы… другое дело…

— Великолепно! Ну, а если я делегирую свои права товарищу Соломону…

Он свирепо взглянул на меня и заявил:

— Этого я не позволю… никаких делегатов здесь нет!..