— Был, Алексей Иваныч. Все в порядке.
— Сделал по правилам, как положено?
Молоденький румяный Агапов радостно закивал:
— Чуть не завалил, Алексей Иваныч!.. Преступник, как вы знаете, рыжий, значит, положено выставить перед свидетельницей пять рыжаков, чтоб она выбирала. А местечко-то маленькое, где мне столько рыжаков достать? Хорошо, со мной сержант был в масть. Одел я его в гражданское, посадил на стул рядом с преступником, а еще троих собирали по всему поселку… Ох я и волновался, Алексей Иваныч! Старуха смотрит на нашего сержанта, а я думаю: ну как она его сейчас опознает!..
— Когда у тебя, экзамены? — перебил его Городулин, тоже невольно улыбаясь.
— Через восемь дней.
— Как он? — обернулся Городулин к Вале и увидел, что Агапов подает ей отчаянные знаки.
— Н-ничего, — хмуро протянула она; глаза у нее были красные, вроде заплаканные.
Городулин потемнел:
— Ты зачем ее обижаешь?
— Я не обижаю, товарищ подполковник, — удивленно вытянулся Агапов; было видно, что он не врет.
— Имей в виду, — сказал Городулин, — ты там этих чисел не усвоил…
— Иррациональных, — быстро подсказал Агапов.
— Вот-вот. А без них в нашем деле как без рук. Понял? Иди. А вы останьтесь, пожалуйста, Валя.
Агапов вышел строевым шагом. Он был еще совсем молод.
Городулин пересел на диван.
— Ну, быстренько, Валя. Что стряслось? Кто обидел?..
Она шмыгнула носом и промолчала.
— Я же устал, Валюша. Пожалейте старика. Мне домой пора.
— Учите их на свою голову! — со злостью вдруг вскинулась Валя.
— Кого «их»? — спросил Городулин.
— Всех… Лыткова, Агапова… Всех…
— Не понимаю.
— А то, что Лыткова назначают к нам в отдел. Вот что! — выпалила Валя, снова со злостью, словно Городулин был в этом виноват.
— Ну, назначают, — спокойно сказал Городулин. — Он и так за нашим отделом. Подумаешь, делов палата…
— Вы, честное слово, Алексей Иваныч, как маленький! — Она повернула к нему зареванное лицо. — Его же на ваше место назначают. На ваше, понимаете?..
— А меня куда? — наивно спросил Городулин.
— К нему заместителем.
Он вынул папиросу, закурил, потом поплевал на нее, притушил и аккуратно положил в пепельницу. Валя с испугом смотрела на него, она уже жалела, что проболталась.
— Вот что, Валя, — сказал Городулин, подымаясь. — Я вас убедительно прошу никогда мне больше никаких служебных сплетен не пересказывать.
— Простите, Алексей Иваныч… Я думала…
— Ладно, ладно, — улыбнулся Городулин. — Я ведь на вас не сержусь. Идите.
Она вышла.
Городулин открыл сейф, что-то ему нужно было там, но он забыл; постоял, глядя на папки, погладил их, пытаясь все-таки вспомнить; вынул штуки три необычно тяжелые самопишущие ручки, развинтил одну из них — это был узенький финский нож, сделанный хулиганом-ремесленником.
«Так вот, значит, зачем меня разыскивал начальник», — подумал Городулин.
Идти домой не захотелось. Он вспомнил, что ему нужно было в сейфе. Надо переделать статейку для комсомольской газеты. Чертовы охотники в области оставляют дома заряженные ружья без присмотра, а их дети палят потом по ком попало. Пять смертельных случаев и штук пятнадцать ранений. Он написал по этому поводу статью; в редакции очень хвалили, но попросили убрать цифры.
— Понимаете, товарищ Городулин, уж слишком это мрачно выглядит. Вы возьмите один факт полегче и оттолкнитесь от него.
Он перечитал сейчас, не присаживаясь, свою заметку. Нет, не станет переделывать. Ну их к лешему… Написано коряво, а факты правильные.
Заперев сейф, Городулин хотел было позвонить начальнику — тот иногда задерживался допоздна в Управлении, — но передумал. «Обойдется, — решил Городулин, — не он мне, я ему нужен».
Вызвав машину, поехал домой. По дороге казалось, что шофер уже тоже все знает.
Антонине Гавриловне Городулин ничего рассказывать не стал. Перед сном они, как всегда, по-стариковски погуляли в тихую сторону — к Александро-Невской лавре. Когда проходили мимо лавры, к воротам подъехал ЗИМ, из него вышел священник.
— Поп на автомобиле — зрелище антирелигиозное, — сказал Городулин.
— Да почему? — улыбнулась Антонина Гавриловна.
— Илья-пророк ездит на колеснице, а у этого хлюста — ЗИМ…
Среди ночи Алексею Иванычу показалось, что жена не спит. Он тихо сказал:
— Тоня, а Тоня… Может, мне на пенсию выйти? Но Антонина Гавриловна, очевидно, спала, она только спросонок пробормотала:
— Боржом на тумбочке…
На другой день с утра часов до трех Городулин занимался несовершеннолетними. Этим отделением ведал капитан Зундич. Городулин ценил его больше других работников, хотя многие в Управлении и называли капитана «талмудистом».
Зундич окончил пединститут, служил во время войны в контрразведке, оттуда пришел в уголовный розыск. Очень некрасивый, в очках, с большим, словно заспанным ртом и длинным выпуклым подбородком, с удивительно умными, добрыми и грустными глазами, Зундич не отличался какими-нибудь особенными качествами сыщика: раскрываемость преступлений по его отделению была невысока. Но никто не умел так предупреждать преступления, заниматься так называемой профилактикой, как капитан Зундич.