Среди овец и козлищ

Я окинула взглядом комнату. Тут все было так, словно кто-то поработал в доме лопаточкой для развеса мороженого. Даже те предметы, которые не были розовыми, таили в себе намек на этот цвет, будто без этого условия их и в дверь бы не пропустили. Шторы перехвачены шнурами цвета семги, на каждой подушке кисточки цвета фуксии. На страже каминной доски стояли фарфоровые собачки, шеи у них были обвиты гирляндами розовых бутонов. Между собачками выстроились фотографии в рамочках: мистер и миссис Форбс в шезлонгах на пляже; мистер Форбс стоит рядом с автомобилем; мистер и миссис Форбс с группой гостей на пикнике. Прямо в центре красовался снимок девушки с волнистыми волосами. Все остальные люди на снимках почему-то отворачивались от камеры, и глаза у них были такие серьезные, но эта девушка смотрела прямо в объектив, улыбалась и казалась такой искренней и незащищенной, что мне захотелось улыбнуться в ответ.

– Интересно, кто она такая, – пробормотала я.

Теперь Тилли исследовала пространство за кушеткой.

– Как думаешь, может, Он сумел пробраться куда-то сюда? – Подруга приподняла подушку, заглянула под нее.

Я посмотрела на брызги шампанского, которые, превратившись в крохотные стеклянные шарики, свисали с богатой люстры.

– Думаю, что с розовым тут явный перебор, даже для Иисуса, – ответила я.

Миссис Форбс вернулась с подносом и целым набором печений.

– К сожалению, заварного крема у нас не оказалось, – заявила она.

Я взяла три куска рулета с инжиром и одно шоколадное печенье.

– Ничего страшного, миссис Форбс. Как-нибудь и без него обойдемся.

Из соседней комнаты доносились звуки телевизора и выкрики мистера Форбса. Очевидно, показывали футбольный матч. И хотя телевизор явно находился прямо за стеной, звуки доносились как бы издалека, точно весь остальной мир остался за пределами этого розового интерьера. А мы с Тилли оказались в плену акрилового волокна и подушек, и охраняли нас фарфоровые собачки, и сами мы были обернуты в целлофановую тишину цвета клубничного мороженого.

– У вас очень красивый дом, миссис Форбс, – сообщила Тилли.

– Спасибо, дорогая.

Я вонзила зубы в печенье, и она тут же сунула мне на колено бумажную салфетку.

– Ключ к красивому чистому дому – это прогнозирование. И списки. Много списков.

– Списки? – спросила я.

– О, да, именно списки. Только тогда ничего не забываешь.

Она достала из кармана кардигана листок бумаги.

– Вот список дел на сегодня, – пояснила она. – Я должна заняться мусорными ведрами и корзинами.

То был длиннющий список. Целых две страницы, исписанные петельками букв синими чернилами, немного размазанными в тех местах, где линии уплотнялись и немного расплывались, – видно, там ручка замирала, чтобы хозяйка могла обдумать дальнейшее. Помимо того, что надо было пропылесосить холл и привести в порядок все мусорные контейнеры, были и такие записи: «почистить зубы», «позавтракать».

– Так вы вносите в список абсолютно все, миссис Форбс? – спросила я и принялась за рулет с инжиром.

– О, да, чтоб ничего не упустить из виду. Это была идея Гарольда. Он говорит, только это может отучить меня от небрежности.

– Так вы не можете запомнить, если не запишете? – спросила Тилли.

– Господи, нет, конечно. – Миссис Форбс откинулась на спинку кресла и словно растворилась на фоне розового пейзажа. – Иначе просто никак. Гарольд говорит, что тогда все хозяйство развалится.

Она аккуратно сложила листок бумаги и убрала в карман.

– И как давно вы, девочки, в отряде гёрлскаутов?

– Целую вечность, – ответила я. – Скажите, а кто эта девушка на снимке?

Миссис Форбс нахмурилась, потом покосилась на камин, затем снова повернулась ко мне.

– О, да это я, – ответила она несколько удивленным голосом, словно только сейчас вспомнила, что когда-то была молоденькой девушкой.

Я смотрела то на миссис Форбс, то на снимок и пыталась уловить хотя бы малейшее сходство. Не получалось.

– Нечему тут удивляться, – заметила она. – Я ведь не старухой родилась.

Моя мама часто произносила эти слова. По опыту я знала, что в таких случаях лучше промолчать, и, вместо того чтоб как-то откликнуться, шумно отпила глоток лимонада через соломинку.

Она подошла к камину. Миссис Форбс всегда производила на меня впечатление женщины жесткой и собранной, но при ближайшем рассмотрении все оказалось не так. Эта словно извиняющаяся поза, эти складки платья, словно определяющие границы истории. Даже ее руки, загрубевшие от работы и искривленные артритом, казались хрупкими и маленькими.

Она провела пальцем по рамочке снимка.

– Незадолго до того, как я встретила Гарольда, – сказала она.

– Вы выглядите здесь такой счастливой. – Я взяла еще один кусок рулета. – Интересно, о чем вы в тот момент думали?

– Думала? Разве я думала? – Миссис Форбс достала из-за пояса клочок ткани и начала отряхиваться. – Хотелось бы вспомнить.