Монет было много, едва умещались в ладошке,А их – ещё больше, сидящих у тёмных оград.А мне так хотелось ичиги – цветные сапожки,И очень хотелось узнать, кто такой конокрад.«Шайтан обещал не шалить», – говорила бабуля,Молитвенник старый меня от шайтана спасал.Но всё ж иногда мне казалось: меня обманули,И он может взять и пробраться – и в спальню, и в зал.Огромная серая книга, увы, не читалась,И бронзовый дед всё смотрел не на внучку, а вдаль.И женщина в белом у входа тревожно прощалась,Но слёз не роняли, а просто застыли глаза, как миндаль.Татарская слободаНе кончайся, живая вода,Не теряйся, не тай слобода,Погоди, погоди истончаться,Оставайся такой, как всегда.Пусть тропинки уводят в кусты,Полумесяц сменяет кресты,Деревянные ставни щебечут,И окошки сияют чисты.Пусть белеет берёзья кора,Запах хлеба летит со двора,И мальчишки от счастья смеются,И поют соловьи до утра.Не кончайся, живая вода,Не теряйся, не тай слобода,Погоди, погоди истончаться,Оставайся такой, как всегда.* * *Папе1И вновь – один и тот же сон,Он возвращается ко мне:«Я снова дома, я спасён,Я – наяву, а не во сне…»И я твержу: «Не отпущу,Не для того тебя ждала,Чтобы теперь отдать врачу,Чтоб снова вечность, снова мгла…»Но сон тревожен, зябок сон,Объятья наши непрочны,И постепенно тает Он,И нет надежды верить в сны.Но ускользающей рукойОн очень долго машет мне:«Я снова рядом, я с тобой,Я наяву, а не во сне…»2И редкий ребёнок так любит отца своего,И редкий отец свою дочь обожает настолько.И было так солнечно, так невозможно светло…А стало темно-необъятно, неправильно-горько…3А вместе мы были не так уж и долго,Неполных четырнадцать лет.Но живы Барас и мышонок Иголка,Нетронут его кабинет.4В руке – венок, в ресницах – дождь.Зачем отца хоронит дочь?!Нельзя, нельзя! Живой, живой! —Венок летит по мостовой —Его отталкиваю прочь:Зачем отца хоронит дочь?!Зачем, зачем? Нельзя, нельзя!Очнитесь, скорбные друзья!Нельзя, нельзя, наступит ночь!Зачем отца хоронит дочь?…Но бьётся в голове, как мяч:«Я не умру. Малыш, не плачь…»Разговор с Богом