Среди призраков

Мне смешно, откровенно говоря, когда какой-нибудь пятнадцатилетний мальчишка начинает выдумывать про это. Всегда видишь, что врет. А главное ведь сам такой, и потому уже точно знаешь - врет. Ну, разумеется, я не исключение, это только вам я рассказываю, потому что как-то к месту пришлось, а когда с товарищами, я и сам не хуже их придумываю разные случаи, похождения, приключения; естественно, здравый смысл в тебе ставит какие-то границы, старается заземлить невероятные истории, сделать их не такими уж и невероятными, более реальными, и потому внешне таким историям верится; выдумываются смешные, оригинальные, запоминающиеся детали во всем этом вранье, которые очень удачно цепляются за так называемую прозу жизни - вот это и есть в принципе внешняя сторона. Но когда долго выдумываешь что-нибудь и стараешься не забыть то, что выдумал, и при любом удобном и неудобном случае хочешь и ты пропихнуть слушателям свою историйку, то невольно со временем сам начинаешь верить всей придуманной тобой же мути... А когда случается на самом деле - вот как со мной сейчас, даже, мне кажется, рассказывать не хочется, то есть не захочется... Или, может, я просто очень устал сейчас, а завтра еще как захочется рассказать ребятам?.. Нет, не думаю... Вряд ли...

Вошла Рая, уже одетая, и каким-то слишком трезвым и будничным голосом сообщила:

- Я пошла. У тебя хватит ума не трепаться об этом? Как будто мои мысли читала.

- Ты с >ма сошла? - стал хорохориться я. - С какой стати я должен трепаться?

- А черт вас знает, - сказала она и равнодушно махнула рукой.

- А почему - вас? - спросил я и тут внезапно вспомнил то, что ухватил краем уха, на что не обратил внимания, в подсознании застряло-таки и теперь неожиданно всплыло. - Погоди, ты что-то про отца говорила?..

- Ничего я не говорила! - зло огрызнулась она.

- Нет, нет, ты что-то говорила, - догадка вдруг ожгла меня. Я вскочил с постели голый и, не обращая на это внимания, хотя впервые стоял голым перед женщиной, схватил ее за плечи; но то, о чем я догадывался, стремительно превращалось в моем сознании в реальность, в памяти моей возникли произнесенные Раей слова, временно канувшие в темную бездну души и теперь всплывавшие, разбуженные яростью, звучавшие отчетливо, буква за буквой.

- Пусти... - зашипела она от боли, с трудом отцепляя от своих плеч мои руки. - Ничего я не говорила. Пусти, у меня синяки будут... - Тут она взглянула мне в лицо и сразу отвела глаза. - Да я просто сказала, что твой отец тоже такой приставучий, - совершенно другим тоном произнесла она, в голосе ее теперь звучали нотки сожаления и желания оправдаться.

- Как?! И ты?! И вы тут... Здесь... Делали... То же самое?..

- Ты с ума сошел! - возмутилась она так свирепо, что я заколебался, и былая уверенность во мне, в которую превратилась было догадка, стала так же стремительно таять, как и минуту назад стремительно крепла. - Просто он однажды шутливо схватил меня, но я дала ему по рукам, и он отстал, что-то пошутил и отстал. Я бы с ним ни за что!.. Да и где, господи, он же приходит с работы, обычно когда меня уже нет у вас, редко когда застанет еще меня, не помнишь, что ли? - Я не отвечая продолжал смотреть ей в лицо, лихорадочно выискивая нечто такое мимолетное, что выдало бы ее, что, безусловно, доказало бы, что она врет, но ничего подобного на лице ее нельзя было прочитать, оно, ее лицо, было спокойным и доброжелательным, да еще эта ее последняя фраза убедила меня: на самом деле, они же никогда не оставались вдвоем, как я с ней, где бы в таком случае это могло бы произойти? Хотя у папы наверняка имеется такое местечко, и может даже не одно...

- А ты мне понравился, - услышал я Раин голос. - Правда, понравился. - Рая улыбнулась. - Поэтому все у нас и получилось без проблем. Понял, дурашка?..

Конечно, будь я постарше, я бы сразу заподозрил ее и уличил во лжи, ведь она все-таки врала мне, причем врала издевательски, бессовестно, даже не желая тратить много слов на вранье и свое оправдание' - мол, мальчишка, и так поверит, ему много не надо, зачем попусту порох тратить? Но я не был постарше, не был опытнее, и я поверил ей, потому что очень хотелось поверить, потому что было бы мерзко и противно представить себе то, что я заподозрил поначалу и что всеми силами души старался отбросить от себя, и еще я поверил потому, что мне хотелось сохранить в себе сознание того, что у меня теперь есть женщина привлекательная, сильная, красивая, правда, старовата немного: тридцать лет, но все еще довольно свежая, полная энергии... И потом, даже если зайдет разговор, даже если предположить, что мне захочется поговорить об этом с приятелями, ведь совсем не обязательно говорить, сколько ей лет точно, к чему это?.. Мне хотелось верить, что эта женщина моя и ничья больше, и потому ей не составило большого труда убедить меня в этом. Мне хотелось верить, что я уже стал настоящим мужчиной, и я верил.