И тогда она рассказала.
Позже он пожалел, что не выспросил побольше. Но тогда он мог только слушать. Казалось, он тонет в потоке её слов.
– Так получилось, появился ты. Желанный. У меня и в мыслях не было от тебя избавиться, и отцу твоему сказала, чтоб даже думать не смел.
Люк живо представил себя младенцем, брошенным в коробке где-то на обочине дороги. Отец часто рассказывал, что раньше так подкидывали котят, в те времена, когда ещё разрешалось держать домашних животных. Но, может, мама говорила не об этом.
– Закон о народонаселении был принят сравнительно недавно, а я всегда мечтала иметь полный дом детей. Я имею в виду раньше. Твоё появление стало чудом. Я надеялась, что правительство отменит глупый закон, может, даже до твоего рождения, и тогда я всем покажу ещё одного сыночка.
– Но не вышло. Ты меня скрывала, – с трудом выговорил Люк. Голос прозвучал неожиданно хрипло, словно чужой.
Мать кивнула.
– Когда живот стал заметен, я перестала выходить из дому. Это оказалось совсем нетрудно, я ведь редко куда хожу. И Мэтью с Марком также запретила далеко отходить, боялась, что проболтаются. Даже матери и сестре ничего о тебе не написала, хотя тогда я ещё так не боялась. Просто из суеверия. Да и хвастаться не хотелось. Думала, рожать пойду в больницу. Я не собиралась скрывать тебя всегда. Но потом…
– Что потом? – спросил Люк.
Мать отвела взгляд.
– Потом по телевизору стали показывать передачи про демографический надзор, что делает полиция, выискивая нарушения, как следит за соблюдением закона.
Люк бросил взгляд на огромный телевизор в гостиной, который ему смотреть не разрешали. Не потому ли?
– Потом отец кое-что узнал. По городу поползли слухи о других детях…
Люк вздрогнул. Мать смотрела вдаль, туда, где кукурузное поле сливалось с горизонтом.
– А ещё я мечтала о Джоне, – призналась она. – Помнишь детский стишок: «Мэтью, Марк, Люк и Джон, мой благословите сон»? Но я благодарю Господа, что он по крайней мере дал мне тебя. И ты здорово научился прятаться, да?
Она неуверенно улыбнулась, и ему захотелось её поддержать.
– Конечно, – согласился он.
И как-то после этого разговора он больше не возражал прятаться. Зачем ему новые знакомства? И кому охота ходить в школу, где, если верить Мэтью с Марком, учителя будут на тебя орать, а другие ученики будут так и норовить обмануть, и придётся держать ухо востро? Он был не таким, как все. Тайным ребёнком. Домашним. Это ему доставался первый кусок яблочного пирога, ведь в отличие от других мальчишек Люк всегда был дома. Дома, и мог возиться в сарае с новорождёнными поросятами, лазать по деревьям на опушке леса, бросать снежками в столбы для бельевой верёвки. Дома, где всегда манил безопасностью задний двор, защищённый родными стенами, сараем. И лесом.
Пока лес не вырубили.
3
Люк растянулся на полу на животе и лениво гонял по рельсам игрушечный поезд. Этим поездом в детстве играл ещё отец, а до него – дед. Люк помнил, с каким нетерпением дожидался, когда Марк наконец вырастет, потеряет к игрушке интерес, и поезд достанется ему, самому младшему. Но сегодня играть не хотелось. Денёк распогодился: по небесной синеве плыли пушистые облака, и на заднем дворе шелестел в траве лёгкий ветерок. Вот уже неделю Люк не выходил из дома и почти ощущал, как манит его свежий воздух. Но теперь ему даже не разрешалось находиться в комнате с незашторенным окном.
– Ты что, хочешь, чтобы тебя увидели? – заорал на него в то утро отец, когда он чуть приподнял край жалюзи на кухонном окне и жадно выглянул в щёлочку.
Люк вздрогнул. Он так замечтался о том, как хорошо бы босиком пробежаться по траве, что совершенно забыл, где он и с кем.
– Да нет там никого, – проверив ещё раз, сказал он.
Он старался не смотреть за растерзанный край двора, на сдвинутую бульдозером кучу веток, стволов, листьев и грязи, что когда-то была его любимым лесом.
– Да? А тебе никогда не приходило в голову, что если там кто-то есть, то они заметят тебя скорее, чем ты их? – спросил отец.
Он схватил Люка за руку и оттащил от окна на добрых три фута. Выскользнувший край жалюзи хлопнул по подоконнику.
– Не выглядывай, – предупредил отец. – Кому сказал, держись от окон подальше. И не входи в комнату, пока мы не опустим жалюзи или не задёрнем шторы.
– Но я же тогда ничего не увижу, – возразил Люк.
– Всё лучше, чем угодить в лапы полиции, – заметил отец.
В его голосе послышалась жалость, но от этого стало только хуже. Боясь расплакаться на глазах у отца, Люк отвернулся и вышел.
Он толкнул игрушечный поезд, и тот сошёл с рельсов, опрокинулся, только колёса закрутились.
– Какая разница, – буркнул он себе под нос.
В дверь громко постучали.
– Откройте! Полиция!
Люк не шелохнулся.
– Марк, не смешно! – крикнул он.
Марк распахнул дверь и вбежал по лестнице, ведущей прямо в комнату. Вообще-то это был чердак, что Люка полностью устраивало.