Среди стихий

- Рапорт от нее получить, когда сможет писать. Организовать регулярное посещение, и после отъезда ее группы тоже. Ездить на рейсовых автобусах. Заранее узнать день загипсовки и выписки, чтобы заблаговременно заказать машину в Минводы, авиабилет, выделить сопровождающих. Зачитайте приказ.

Подполковник, заместитель начальника турбазы, читает приказ:

"Приказ по турбазе от такого-то марта такого-то года... (краткое изложение обстоятельства и причины)... Рассмотрев обстоятельства происшествия, приказываю: инструктора группы Фролова Б. М. отстранить от занятий с группой, уволить с занимаемой должности, возбудить ходатайство о лишении Фролова Б. М. инструкторских прав".

Только вышел с планерки - стою с Наташей в холле - Муса зовет.

- У твоей группы по графику сегодня день отдыха. (Заметил!) Так вот, возьмешь группу Бориса и откатаешься с ними день. (Вот тебе и на!) И смотри - у них последний день. Ты знаешь, что такое последний день на Чегете?! Ты у Фролова был стажером, он тебя учил - тебе и брать его группу. Все понял?

- Все. Кроме одного.

- Что еще?

- Ребята мои... в ботинках уже...

- День отдыха, ничего не знаю.

- Нет, так уже нельзя. Я не погоню их чистыми дураками разуваться.

- Иди к полковнику. Пусть распорядится нарушить график. Только после вчерашнего он тебе "распорядится".

Я пошел через холл к лестнице и крикнул Мусе, что мои ребята не будут сегодня кататься только в том единственном случае, если меня сейчас же уволят. А если уволят завтра, то сегодня они будут кататься.

Тогда он передумал.

- Подожди. Найди Олега. Скажи, что я велел. Олега я поймал в последний момент, когда он выходил из ворот турбазы на шоссе, направляясь к "Итколу".

- Олег, послушай, Олег, откатайся сегодня с моими.

- Да я иду... понимаешь, сегодня человек уезжает.

- Муса послал меня с фроловской группой, а мои меня уговорили, у них сегодня день отдыха, но я уже обещал. Они уже в ботинках!

Он сразу все понял.

- Так сразу бы меня с фроловскими.

- Да Муса не знал, полковник пока не издаст приказ, никаких действий.

- Ты у Фролова стажером был... - вспоминает он мою инструкторскую биографию.

- Ну да.

- Эх! Не первая, не последняя! Надо тебя выручать. Карандаш есть?

- Есть.

- Давай. И притормози того человека, может, он мимо "Иткола" пойдет.

На терскольских дорогах работает "почта прохожих". И поехала записка в один из номеров гостиницы "Иткол".

- Жаль, - говорит Олег, - хорошая девушка, хотел проводить.

Я побежал переодеваться. По дороге крикнул Шамилю, что с моими Зорин, а с фроловскими я, чтобы выдал лыжи им без меня, а я догоню. Пусть едут к подъемнику.

Дорога бежит. Бежит дорога. Бросается под лыжи. И из-под лыж. Прохожие шарахаются по сторонам. И лыжники сторонятся, прижимаются к снежному бордюру. Я разогнался по льду, намерзшему за ночь. Канты как бритвы наточил, недоспал. Сосны бегут подпрыгивая: я вверх, а они вниз, я вниз, а они вверх. Дорога по лесу насквозь проскользнула, прошлась по ослепительной поляне Северного выката. Снег свежий, и в полумраке полосатого леса за каждым деревом солнце.

Вылетаю. Станция. Очередь с полкилометра. Сосо на контроле - все в порядке. Фроловские в очереди. Близко. Сейчас поедут. Сосо сделал знак: "Проходи!" Помещаюсь в кресле с девушкой, которая без пары. Сосо на ходу сует мне в руку зажженную сигарету, знает, на гору сигарет не беру (продышаться), а в подъемнике покурить так приятно. Девушка, оказывается, курит. А я вот и предложить не могу, только разве эту, одну на двоих. Смущается. Да чего уж, ведь не на земле. Земля осталась внизу, поворачивается, раздвигается и наклоняется. Сосны опять, все те же сосны, всюду. По ветвям узнаю знакомые. Перемешали грусть с радостью большие растения.

Так плывем - я и незнакомая. Она со старенькими лыжами в руках в синих варежках, в старомодненьком лыжном костюмчике. У девятой и десятой опор, там, где выплываешь над пропастью, набросился на наше кресло ветер. Холодно ей. Сейчас бы мое "пуховое пальто", укрыл бы. Отцепляю с карабинчиков перчатки, натягиваю (руки у меня издавна мороженные в северных походах) и обнимаю девочку за плечи. Прижимается. Тогда шевельнулась во мне за нее грусть: поехала в горы одна, и здесь одна.

Холодно, скорее бы до одиннадцатой опоры долететь, на тот берег пропасти, за "Доллар". Вот он - внизу, зловредный. Сколько людей на нем разбилось! Жалкий плетень ограждения. Смешно. Разве защита? В прошлом году Нина врезалась в те березы. Лед был как на катке. А за ней через полчаса летчик какой-то пробил головой плетень и в плетне, как в хомуте, пошел березы считать! Говорят, плетень его и спас, от стволов отражал.