Читаем Среди свидетелей прошлого полностью

Главный вопрос, на который должен ответить палеограф, — когда, в каком году, столетии, полувеке создан тот или иной письменный документ; но прежде чем на этот вопрос можно будет получить утвердительный ответ, исследователь выяснит целый ряд наводящих вопросов: на каком материале написана рукопись? Пергамен, береста или бумага это? И в каком веке этот материал применялся, когда был изготовлен? Чем написана рукопись — чернилами, тушью? Выдавлены ли буквы костяной палочкой или отпечатаны типографски? Каков состав чернил, туши, краски; какова графика письма — устав ли это, или полуустав, скоропись? Какого века письмо; русское, белорусское или малороссийское оно? К какому времени относятся заставки, инициалы, орнамент, миниатюры; из чего сделан переплет, есть ли печати, какие они — вислые или прикладные, анонимные, частные или государственные? Нет ли герба княжества, области, губернии, наконец, государства?

Из всех этих частных вопросов складывается ответ на главный — когда?


ЧЕРЕЗ ПОРОГИ

РЕКИ ТЕКУТ В МОРЯ

тобы добраться до моря, рекам приходится порой пробежать многие тысячи километров, переплескивать через пороги, плутать в лабиринтах тесных горных русел, встречаться на пути с сотнями других рек и речушек, которым не выпала на долю честь самим пробить себе выходы к морю.

Так и документы. И иногда, прежде чем занять свое место на полках архива, им приходится много путешествовать. И на их пути вставали пороги. Не всем удавалось перебраться через них. Многие погибали, другие получали тяжелые увечья.

Если бы каждый документ, созданный человеком после изобретения письменности, сохранялся бы в архивах, то здания этих хранилищ высились бы в каждом городе, каждом селе, архивы бы вытеснили живых, они бы стали бедой. Но это, конечно, не оправдание гибели бесценных памятников. Это просто констатация факта, как и то, что люди сами отбирают для хранения на века наиболее ценное, нужное, значимое из документов. И не каждая бумажка может и тем более должна быть сдана в архив.

Если само слово «архив» в России появилось только при Петре I, то практика хранения наиболее ценных документов, существовала чрезвычайно давно.

Библиотека Ярослава Мудрого в XI веке состояла, конечно, не из одних книг, как и библиотеки восточных государей. В ней сохранялись и рукописи и важнейшие юридические акты.

В Новгороде и Пскове — этих искони торговых городах — купцы были недоверчивы и предусмотрительны. Записи торговых сделок, долговых и заемных договоров они не доверяли пергамену — все же он рвется. К тому же кусок этой телячьей кожи стоил порой больше суммы, на которую заключали сделку. Дубовые доски — вот материал, который уж не порвешь! Но доски тяжелы и громоздки. Береста же, она хороша для записных книжек, а так уж очень ненадежна.

В Пскове завели специальную книгу, в которую и записывали долговые обязательства, жалобы. Книга эта хранилась в ларе церкви Святой Троицы. Все, что было «положено» в ларь, приобретало силу юридического документа. «Ларник», хранитель книги, был важным государственным лицом. Ну как же, ведь за «посулы», взятки, он мог написать, например, кабальную на крестьянина, выдать ее, как хранящуюся в ларе, — и вольный смерд становился крепостным. Известен один такой ларник, который «в той власти многу тяготу людям сотвориша».

В период феодальной раздробленности церкви и монастыри сделались приютами для всякого рода письменных документов. Были у крупных бояр и свои вотчинные архивы. Когда образовались приказы, приказные дьяки разработали правила хранения документов, сами были и их хранителями и толкователями.

И только при Петре I начали создавать специальные древлехранилища, а в середине XVIII века, помимо двух центральных архивов — общего для всех коллегий и финансового, — появились Архив древних поместных и вотчинных дел и губернские архивы.

В 1736 году сенат отдал распоряжение, чтобы во всех губерниях и провинциях «сделать по две палаты каменные, от деревянного строения не в близости, со своды каменные и с затворы и двери и решетки железными, из которых бы одна была на архиву, а другая на поклажу денежной казны».

Архивариусом разрешалось быть лицу «трезвого жития и неподозрительным в пороках и иных пристрастиях не примеченные».

В XIX веке архивов было уже много: Архив государственного совета, Государственный архив, Московский главный архив, Архив святейшего синода, Московский архив министерства юстиции, Архив Морского министерства, Военно-ученый архив Главного Штаба и другие, а также губернские архивы.

Ну, о том, как в этих архивах дела хранились и как уничтожались, мы знаем. Доступа в архивы почти не было, никто не руководил их работой, никто ее не направлял. И вот это огромное скопище ценных и не всегда ценных бумаг досталось в наследство Советскому государству.

Владимир Ильич Ленин проявлял большой интерес к работе архивов. Им подписан был декрет о централизации архивного дела в стране, о создании единого государственного фонда и образовании Главного управления архивным делом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное