Среди свидетелей прошлого

Между тем среди старых народовольцев, оставшихся в живых, развернулись горячие споры. Спорили о вариантах программы «Земли и воли», спорили даже о датах заседаний Липецкого и Воронежского съездов, о роли тех или иных деятелей партии в определении ее курса, осуществлении практических мероприятий. Остро дискутировали Фроленко и Николай Морозов, члены Исполнительного комитета «Народной воли». Спорили даже живые с мертвыми, и часто живые опровергали показания мертвых на следствиях и судебных заседаниях. Это были споры не только во имя восстановления истины, это было и продолжением идеологической борьбы.

А ведь были и ученые-историки. Они приступили к работе по пересмотру всемирной истории человечества с позиций марксизма. Как нужны были и тем и другим подлинные материалы, написанные рукой Желябова, Перовской, Александра Михайлова, Кравчинского! Нельзя было и целиком доверять показаниям, сделанным на следствии и во время процессов. Они, конечно, сбивали суд со следа живых, оставшихся на свободе.

И вдруг в разгар научных исследований стало известно, что обнаружен архив «Земли и воли» и «Народной воли».

Архив двух революционных организаций? В России? Это было беспрецедентно. В Женеве и Цюрихе, в Праге, Лондоне, Париже хранились архивы русских социал-демократов. Но землевольцы и народовольцы 70-х годов не имели своих заграничных центров. Те же материалы, которые попадали к издателям народнического толка, русским эмигрантам Лаврову, Ткачеву, частично Бакунину, носили в известной мере литературный характер статей, хроники, безымянной корреспонденции. Кое-что из подлинных документов увезли с собой случайно уцелевшие народовольцы и чернопередельцы после разгрома 1881–1884 годов, но это были разрозненные и не всегда значительные материалы.

Но разве существовал архив «Земли и воли» и «Народной воли»? Да, существовал. Об этом свидетельствовали и воспоминания умерших, свидетельствовали и оставшиеся в живых. Жив был и его первый хранитель — все тот же худощавый и уже не молодой, отбывший 25-летнее заточение в Шлиссельбургской крепости Николай Александрович Морозов.

Как же сохранился этот удивительный архив и о чем он рассказал?

1878 год. Россия взволнованно следит за окончанием «большого процесса», «процесса 193-х», «процесса-монстра». Устроители этого необыкновенного судилища над революционерами-народниками попали в трудное положение. Ловили «крамольников» почти четыре года, поймали несколько тысяч, гноили по тюрьмам несколько лет, кое-кто из заключенных умер, кое-кто сошел с ума, многих пришлось выпустить за неимением улик.

Оставшиеся 193 вели себя «возмутительно». Они не обращали внимания на судей, дерзили, пытались произносить речи, а потом вообще отказались являться на заседание суда.

Из 193 десять человек, для устрашения и в назидание, были осуждены, а остальных выпустили на поруки, под надзор полиции.

Выпустили и Николая Морозова. Выпустили, чтобы снова схватить, услать, глаз не спускать. Но и Морозов решил по-иному. Он попросту скрылся, перешел на нелегальное положение.

Началось бесконечное блуждание по квартирам. Сегодня ночью он у редактора журнала «Знание» Гольдсмита, завтра его укладывает на диван в своем кабинете писатель Анненский, а на следующий день он у присяжного поверенного Ольхина или у Евгения Корша. Их квартиры вне подозрений, хозяева тоже. Но они сочувствующие, они не против того, чтобы «нигилисты» одержали верх или, во всяком случае, так припугнули власть имущих, что царь даровал бы конституцию России.

А в это время народники переживали острый кризис внутри своей организации. Старое общество пропаганды, кружок так называемых «чайковцев», развалился окончательно, и собрать его осколки было уже нельзя. Новые люди, влившиеся в народническое движение, требовали создания централизованной партии с дисциплиной подчинения большинству, а не полуанархических объединений, как это имело место ранее. Требовали они и решительных действий против жандармов, шпиков, требовали, чтобы велась дезорганизаторская работа, чтобы из тюрем освобождались товарищи, чтобы не могли спокойно спать царские прокуроры, жандармские полковники, градоначальники, чтобы сам царь сон потерял в чертогах Зимнего.

Этих новых людей прозвали «троглодитами», так как никто не знал, где они живут, где скрываются. Но среди «троглодитов» у Морозова есть старые друзья.

Они задумали и осуществили издание народнического журнала «Земля и воля», и Морозов вместе с другом, соратником прежних лет писателем Сергеем Кравчинским, и старым пропагандистом Дмитрием Клеменцем стал его редактором.

Редакционного помещения не было. Не было ни столов, ни шкафов, ни ящиков, ни сейфов. Были тревожные сигналы на окнах конспиративных квартир, были в изобилии гороховые пальто «пауков», были новые аресты, разногласия, неудачи в попытках освободить Ипполита Мышкина, Войнаральского.

Близился новый, 1879 год, и все чаще и чаще звучали выстрелы: Вера Засулич стреляла в петербургского градоначальника Трепова, в Харькове убиты генерал-губернатор Кропоткин, прокурор, жандармский полковник.