Это сводило меня с ума больше, чем что-нибудь другое. Эли находилась всего в пяти метрах от нас, за закрытой дверью, вместе с врачом стаи. Схватки продолжались уже целый час, и более вероятно, что они убьют ее, чем не убьют. Меня всю трясло, и, что бы я ни говорила, призраки, танцевавшие в темных углах моего сознания, шептали мне, что люди
А сейчас Лэнс действительно говорил со мной и улыбался, и это было что-то невероятное, чего он никогда не делал на протяжении всего моего детства, не говоря уже о том месяце, когда он работал в команде моих телохранителей.
И это, видимо, не могло быть хорошим признаком. Если бы Лэнс думал, что я беспокоюсь из-за пустяков, он бы и слова не сказал.
— Меня сейчас вырвет, — сказала я, отворачиваясь — на этот раз затем, чтобы выбежать в туалет.
Я захлопнула за собой дверь и рванула к унитазу, но ничего не случилось. Я была так испугана, что даже не могла проблеваться. Нужно было уходить. Я не могла просто так сидеть дома и слушать крики Эли, не имея возможности быть рядом с ней. Я не хотела мерить шагами холл, чтобы остановиться только тогда, когда кто-нибудь скажет мне, что все кончено, в том или ином смысле.
И если Лэнс говорил со мной, это значило только одно: его уже почти не беспокоило, сможет ли он меня поймать, когда я соберусь удрать, или нет.
Эли издала еще один жуткий вопль, и я закрыла глаза, желая только одного — не слышать ее криков. Заставляя себя сосредоточиться на единственной цели — побеге, я начала красться к окну, двигаясь так, чтобы нечеловеческие звуки, доносившиеся из комнаты Эли, заглушали звук моих шагов. Я свесилась из окна и начала сползать вниз по стене. Не будь я в хорошей форме — благодаря режиму ежедневных тренировок, который я соблюдала с шести лет, — вряд ли я смогла бы спуститься на землю, не сломав себе обеих ног. Но моя отличная физическая форма и отчаянное желание сбежать дополняли друг друга.
Я упала на землю, вскочила и побежала, не останавливаясь. Подчиняясь инстинкту, я путала следы, петляла и меняла направление, чтобы сбить моих преследователей с толку. В лесу текло несколько ручьев, среди которых был один с довольно неприятным названием — ручей Мертвеца, — и я решила перейти через него. Как только я видела свежие следы, я бежала по ним, развязывая мешочек с кайенским перцем, всегда находившийся при мне, над тем местом, где, как я полагала, каждый уважающий себя нюхач смачно втянул бы носом воздух.
И если это не собьет Лэнса со следа, то тогда уже точно ничего не поможет. Все же остальные будут больше беспокоиться об Эли, чем думать обо мне.
В течение нескольких минут я инстинктивно путала следы, пока не осознала, куда бегу и зачем. В последние несколько недель я вела себя как девочка с плаката про хорошее поведение. Я выполнила свои обязательства по сделке с Судьбой, и теперь настала очередь универсума выполнить свои. С моей точки зрения, это выглядело так: я обещала Эли, что не буду пытаться узнать тайну стаи до тех пор, пока не родится ребенок, а она сама будет вне опасности. В данный момент Эли рожала, и мне пришла пора действовать.
Играя роль примерной девочки с плаката, я не позволяла себе активно размышлять о причине беспокойства стаи и не разрабатывала плана действий, но на уровне подсознания я, кажется, всегда знала, куда мне идти, чтобы найти ответ. Пришлых волков на нашей земле не было. Люди нашей тайны не знали. Существовала угроза — внешняя угроза, которую нельзя было устранить с помощью клыков и когтей. Каким бы ни было решение этой головоломки, единственный мой шанс разгадать ее находился примерно в миле отсюда, в самом сердце леса, на самой верхней точке самого высокого холма, возвышавшегося над долиной.
Дом Каллума.
И на этот раз его там не будет, и он не узнает, что я была там, пока я не скроюсь. Потом он убьет меня, но в сложившихся обстоятельствах я была почти абсолютно уверена в том, что мне будет все равно.
Дорогу туда я знала наизусть, хотя у порога Каллума мне доводилось бывать нечасто. Он предпочитал сам приходить ко мне, или в студию, или домой к Эли. Дом Каллума служил для деловых встреч стаи. Дважды в год мы все собирались там: волки, их жены, Эли и я. Это были совсем другие встречи, не такие, как ритуальный гон стаи, когда обры сбрасывали человеческую кожу и позволяли своей волчьей сути порезвиться на славу.