Читаем Средиземноморская одиссея капитана Развозова полностью

Матрос-лотовый, ухватив лот-линь за клевант правой рукой, раскачал груз над водой и, сделав три круговых взмаха, забросил его в воду против хода фрегата. Из бухты в его левой руке свободно заскользил лотлинь. Нагнувшись над бортом и почувствовав, что груз достиг дна, лотовый быстро приподнял его и снова опустил, чтобы убедиться, что гирька на самом дне, а не на случайно подвернувшемся камне, и, приметив у самой волны флажок марки, доложил:

— Левый борт — десять саженей!

— Правый борт — десять саженей! — отозвался другой лотовый.

Немного спустя командир снова приказал промерить глубину.

Лотовые снова промерили и доложили:

— Девять с половиной саженей!

— Девять с половиной саженей! — подтвердил лотовый другого борта.

Глубина была безопасной.

— Следить за глубиной! — приказал боцману командир.

— Есть, следить за глубиной! — повторил боцман.

Матросы-лотовые периодически промеряли глубину. Слышались доклады: «Лот проносит!», что означало — лот не достигал дна.

Корабли эскадры постепенно втягивались в пролив. После захода солнца вице-адмирал Сенявин приказал сомкнуть линию и следовать за его кораблем. В непроницаемой темноте видя только кормовой фонарь мателота, они благополучно прошли проливом.

Настало утро. По небу бежали рваные серые тучи…

Капитан-лейтенант Развозов, вызвав в каюту лейтенантов и мичманов, несущих вахтенную службу и, разложив на столе карту, инструктировал:

— Идучи от Мессины на Корфу, при южных ветрах, держать должно на остров Санто-Мавро, при северных — на северную оконечность Корфу. Идя же в южный пролив, должно держать ближе к острову Паксо, ибо от мыса Бианко простирается на половину ширины пролива песчаная отмель. Чтобы миновать ее, следует держаться албанского берега до тех пор, пока не выйдете на траверз города.

— Все ли понятно, господа офицеры?

— Ясно, господин капитан!

В открытом море быстрому ходу фрегата способствовал свежий норд-ост. Капитан-лейтенант Развозов приказал боцману задраить люки и проверить крепление шлюпок на боканцах — деревянных балках, выступающих за борт, на которых подвешены шлюпки.

Ветер усилился и начал менять направление. На палубе зазвучал усиленный рупором голос капитан-лейтенанта Развозова:

— Парусную вахту наверх!

Боцман повторил распоряжение и засвистел в дудку. Застучали матросские башмаки.

Моряки по команде один за другим вылетали из люка.

— Фор-бом-брамсель, ставить! Грот-бом-брамсель, крюйс-бом-брамсель, ставить! Матросы проворно взлетали по вантам на марсы, подтягивали и закрепляли тросы, ловко и быстро управлялись с парусами.

— Поживей! Не спать на ходу! — подгонял матросов боцман.

Брамсели — верхние паруса, над которыми только топсели, были быстро развернуты, приведены к ветру и закреплены.

— Марсовые на марс! Привести к ветру фор-марсель!

— Привести к ветру грот-марсель!

— Шкоты подтянуть!

— Рулевой, что рыскаешь? — Развозов быстро взглянул на матроса, стоявшего за штурвалом. — Крепче держи в бакштаг!

— Есть крепче держать в бакштаг! — ответил штурвальный.

Впереди белели паруса эскадры. Фрегат «Кильдюин» увеличил ход. У форштевня, на бушприте косыми стрелами дрожали под напором воздуха фор-стеньги-стаксель, кливер и бом-кливер.

Капитан-лейтенант Развозов поднял голову и взглянул на верхушки мачт. Казалось, что все стоит на месте, а бегут стремительно и неудержимо черные кудлатые грозовые тучи.

«Если бы не килевая качка с кормы в нос, можно было подумать, — усмехнулся Развозов, — что земля стоит, а небо движется».

…Разразилась гроза. Ударом молнии повредило фор-стеньгу на «Урииле». Тот сразу потерял ход. Чтобы не задерживаться, командующий эскадрой принял решение оставить с «Уриилом» «Селафаила» и бриг «Феникс», а эскадре продолжать путь. Гроза бушевала несколько часов.

«Слава Богу! Длительный тяжелый, сложнейший переход близится к завершению. Скоро Корфу». На душе у Егора Федоровича было легко и спокойно, что случалось не так часто в его офицерской жизни.

Ветер снова начал менять направление. Развозов решил «увалиться», то есть вывести фрегат из бакштага и идти так, чтобы ветер дул прямо в корму.

— Рулевой идти фордевинд!

— Есть идти фордевинд!

В этот момент со своей наблюдательной площадки закричал марсовый:

— Прямо по курсу острова!

Действительно, подняв к глазам подзорную трубу, капитан-лейтенант Развозов впереди, на фоне неба заметил едва угадывающиеся очертания островов.

«Вот и Корфу!» — мысленно порадовался скорому окончанию похода Егор Федорович.

Ионические острова, к которым относится и остров Корфу, расположены вблизи юго-западных берегов Балканского полуострова, составляют, как считают, продолжение хребтов Греции, частично опустившихся в море. Кое-где на островах поднимались горные кряжи, а вдоль побережья тут и там тянулись плодородные равнины с плантациями оливковых деревьев, апельсинов, лимонов, винограда, миндаля. Даже сейчас, зимой, подходя к этим благословенным островам, офицеры эскадры вице-адмирала Сенявина наслаждались видами поросших вечнозеленой растительностью склонов гор и холмов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза