Среднеградск

– Ладно, не загадывай плохого, может и не случится. Согласовывать наши надзорные стратегии уже тоже некогда – идти мне надо. Но тебе сейчас кратко для понимания моих намерений на сей счёт вот что скажу: ближайшие минимум полгода надзором за городской администрацией заниматься практически вообще не будем. Пусть нагрешат уже при Крестове, потом проверять опять начнём и ведомость уже его грехов составлять будем. А то я Дьяконова по просьбе Ростова почти весь последний год прессовал, можно сказать. И что? Считай, что поучаствовал в избирательной кампании за Крестова, дорожку ему к креслу стелил. Понятно?

– Логично рассуждаешь.

– Давай к этой теме вернёмся при следующей встрече. Я на него сегодня повнимательнее посмотрю. Он начнёт что-то делать. Ты пособираешь информацию, поанализируешь. Договорились?

– Договорились. Иди уже, а я сок свой допью. Успокоюсь немножко.

– Пошёл. Не психуй. Пока.

Нонна Савельевна пила сок с большими паузами между глотками и смотрела в окно на уходящего по тротуару Давыдкина. «Стройный, не растолстел в прокурорстве. Со спины пружинистый мужик под сорок. Господи, какая же я дура была! А может, и не дура вовсе. Протаскалась бы с ним по разной сибирской глухомани. И генеральшей бы не побывала. Ой, ну как же он на меня смотрит до сих пор! Нано называет. Всё-таки правильно я сделала, что его перевод в Среднеградск организовала».

14

Крестов вернулся в кабинет с прогулки за 10 минут до окончания обеденного перерыва – Оксаны ещё не было, пришлось открывать двери своим комплектом ключей. Он прошёл в комнату отдыха, разделся, открыл сейф и вытащил секретную папку с описанием больших возможных неприятностей в городе. В кабинете на столе для совещаний он развернул и просмотрел план-схемы всех семи таких неприятностей. По сути, за 20 лет в этой папке ничего не изменилось. Нет, конечно, сама папка была другая, импортная; графическое исполнение план-схем на финской бумаге было очень красочным, текст сопроводительный был напечатан-распечатан на компьютере, а не на печатной машинке. Но суть неприятностей осталась прежней: крупная авария с разливом ядовитого груза и пожаром на железной дороге, проходящей сквозь Среднеградск; крупная авария с разливом ядовитого груза и пожаром на федеральном шоссе, проходящем по окраине Среднеградска; серьёзные утечки ядовитых веществ на трёх госпредприятиях; сильные взрывы с последующим распространением разрушений и пожара на жилые микрорайоны ещё на двух госпредприятиях. Набор остался прежним.

Этого Крестов боялся больше всего.

Нет, не собственно чрезвычайных ситуаций, вероятность которых в Среднеградске была очень мала, но была. По теории вероятности всё ведь может случиться, и к этому надо относиться философски. В политехническом институте на авиационном факультете у них в программе и философия имелась, и теория вероятности. И хотя философия тогда в советских вузах была исключительно марксистко-материалистическая, но им на один семестр свезло с преподавателем, благодаря которому у Ивана Васильевича уже со студенческих лет обозначился философский подход к жизни и иронический подход к философии. Матвей Маркович успевал строго соблюсти генеральную линию утвержденного учебника за 15 минут лекции, а остальные тридцать рассказывал разные байки и притчи, а также вместе со студентами проводил всякие мысленные эксперименты. Вот для понимания бесконечности и вероятности однажды они и посадили обезьяну за печатную машинку. «Если дать ей бесконечное время, то существует вероятность того, что она напечатает пушкинского «Евгения Онегина»», – заявил Матвей Маркович. Вероятность того, что в Среднеградске одна из описанных в папке ситуаций или что-то подобное, но еще не описанное в папке, случится в предстоящие пять лет, всё-таки была намного выше.

Крестов боялся позора неготовности к таким ситуациям городской системы ликвидации их последствий.

Иван Васильевич не сомневался, что «начальник городского штаба ГО и ЧС» (так он по-прежнему именовал эту должность) сейчас ему расскажет, как у нас в городе всё налажено и отлажено, подтвердит этот свой рассказ кипой документов с печатями и подписями и даже сумеет ответить практически на любой вопрос по каждой из семи ситуаций, показывая на схеме: кто, что и за какое время должен будет сделать.

Но ещё меньше Крестов сомневался в том, что если что-то подобное, не дай Бог, случится в самом деле, то никто (ладно, скажем мягче: не все) ничего (ну, хорошо, не всё) сделать вообще (ну, пусть за нормативное время) не сможет. Бардак будет неминуемый, а последствия – тяжелее, чем могли бы быть. Таково уж устройство наших российских умов и душ: в бумагах – одно, по жизни – другое. И историческая замена перед умами и душами прилагательного «советских» на прилагательное «российских» и в этом смысле ничего не изменила. Старому советскому фильму (очень точно снятому Абдрашитовым как раз про это) «Остановился поезд» (с не менее точно сыгранными Борисовым и Солоницыным главными ролями) обеспечена вечная российская актуальность.