Средневековая андалусская проза

Достигнув этого знания, он установил твердо, что вся небесная сфера и все заключающиеся в ней являются чем-то единым, так что одно в нем соединено с другим; что все тела, исследованные им прежде, например, земля, вода, воздух, растения, животные и все другое, однородное с ними, содержатся в небесной сфере и не выходят из нее; что вся она более всего походит на какое-нибудь из животных; звезды, сверкающие в ней, соответствуют чувствам животных; различные сферы, содержащиеся в ней и соединенные друг с другом, подобны членам животных, и, наконец, тот мир Бытия и Уничтожения, который находится внутри ее, подобен тем веществам и влагам, что находятся в желудке животного, в котором так же часто возникает животный организм, как и в макрокосмосе.

Когда он уяснил себе, что вся сфера в действительности подобна одному одушевленному организму, он прозрел и единство многочисленных ее частей, а сумел он это сделать благодаря такому же исследованию, которое раскрыло ему единство и в телах мира Бытия и Уничтожения.

Он стал тогда размышлять о мире в целом: появился ли он после небытия и начал существовать, прежде не быв, или же он нечто такое, что не переставало существовать в прошлом и до чего не было никакого небытия. Им овладело сомнение относительно этого, и ни одно мнение не брало у него перевес над другим. Всякий раз, как он решался признать вечность мира, он сталкивался со многими обстоятельствами, говорившими о невозможности беспредельного бытия, похожими на те умозаключения, которые показали ему невозможность существования бесконечного тела. Он видел также, что все существующее возникло во времени и не могло предшествовать тому, что его самого создало.

Но когда он решался признать возникновение, пред ним появлялись препятствия другого рода. Именно, он видел, что понятие возникновения мира после небытия мыслимо только в том смысле, если время существовало раньше его. Но время составляет часть всего мира и неотделимо от него, и, следовательно, предположение более позднего возникновения мира, чем времени, немыслимо.

Рассуждал он и так: раз мир создан, то неизбежно должен быть у него Создатель его и почему же этот Создатель создал его именно в тот момент, а не прежде? Подействовало ли на него что-либо новое, явившееся пред ним? Но тогда не существовало ничего, кроме него. Или какое-нибудь изменение произошло в нем самом? Но тогда кто же Создатель этого изменения? Он размышлял об этом беспрестанно в течение нескольких лет, и много доказательств являлось перед ним, но ни одно объяснение не брало окончательного перевеса над другими.

Тогда, не будучи в силах объяснить это, он начал исследовать выводы, вытекающие из каждого из этих двух объяснений, в надежде, что, может быть, в этих выводах обнаружится какое-то единство. Он увидел, что из предположения о возникновении мира и о явлении его в быт но после небытия вытекает с необходимостью, как следствие, что мир не мог явиться сам по себе, но что для него обязателен Творец, который вывел его в бытие. Этот Творец не может быть познан какими-нибудь чувствами, так как в таком случае он был бы каким-нибудь телом, а если бы он был телом, то принадлежал бы ко всему миру, сам возник бы и нуждался бы в Создателе. Если этот второй Создатель был бы также телом, то он нуждался бы в третьем Создателе, третий — в четвертом и так до бесконечности, но это абсурд.

Итак, мир требует Создателя, который не был бы телом. Но если он не тело, то невозможно его и постичь чувственным путем, так как пять чувств постигают только тела и то, что связано с ними. А раз Создатель не может быть познан посредством чувств, его невозможно и вообразить, так как воображение есть не что иное, как представление образов вещей, познанных чувствами, когда сами эти вещи отсутствуют. И раз он не тело, то все свойства тел неприложимы к нему. И самое первое свойство тела — протяженность в длину, ширину и глубину — чуждо ему, как и все остальные телесные свойства, следующие за этим. Наконец, если он Творец мира, то он, несомненно, властен над ним, сведущ в нем. «Разве не знает он, тот, кто создал? Он благий, ведающий».

С другой стороны, он видел, что, если предположить вечность мира и бытие его всегда таким, каким оно есть, как если бы до него не было никакого небытия, то вывод будет такой: движение его вечно и беспредельно в смысле безначальности, так как не было до него никакого покоя, во время которого началось бы его движение. У всякого же движения обязательно должен быть двигатель, и этот двигатель будет либо силой, разлитой в каком-нибудь теле, — безразлично, в тело ли, двигающем самого себя, или в другом, находящемся вне движущегося тела, — или не будет силой, разлитой по телу.