Средневековая история. Интриги королевского двора

А тут образовалось свободное время, силы, интерес — ну и полез. И обнаружил. Кольца принадлежали его деду, дяде и матери. Браслет — матери. Ей же принадлежал и портрет.

А Джейми — он был одно лицо с матерью. И больше был похож только на своего дядю. Или деда. Опять-таки Лиля могла это только предполагать. Но…

— Ты говорил, патер Лейдер на тебя нехорошо смотрел… Давно ли он в Альтвере?

— Да уж лет десять как…

— Мало. Но, с другой стороны, мог знать что-то и раньше…

Джейми пожал плечами. Мог знать. Мог не знать. Теперь уже не угадаешь. А значит, и гадать нет смысла.

Почему не рассказал раньше? А зачем было языком трепать? Ради Джейми никто не стал бы завязываться с бароном. Но раз уж тут есть варианты — почему бы и не воспользоваться?

Лиля подумала примерно так же. Почему бы нет? Был у нее под боком вражина, а станет хороший друг. И сбежать к нему всегда можно, если что. И часть производства перенести. И вообще, надо делать добрые дела.

Графиня Иртон вздохнула и вытащила на свет листок пергамента.

— Давайте писать, господа…

После долгих споров и оттачивания каждой фразы, на свет явилось следующее:

«Ваше всемилостивейшее величество.

С прискорбием сообщаю, что обитавший рядом барон Донтер потерял рассудок. Только этим можно объяснить его попытку похищения моей дочери Миранды Кэтрин Иртон, к счастью — неудавшуюся.

Полагаю, что Альдонай покарал барона за грехи его отца, который вступил в противоестественную связь со своей сестрой и прижил от нее ныне покойного Клива Донтера.

В доказательство я прилагаю к этому письму копию свидетельства Марианны Донтер, также ныне покойной супруги старого барона. Оригинал находится у меня и будет предъявлен по первому же требованию.

Также хочу сообщить, что сын Марианны Донтер, последней из рода Донтеров, находится сейчас в моем поместье и ждет ваших указаний.

Остаюсь преданная вашему величеству,

Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон».

Вот так. А поместье пока доверим вирманам.

Например, Эрику.

Без королевского приказа отпускать туда Джейми было нельзя. А Эрик пусть побудет. У него не забалуешь и не забунтуешь.

Уж слишком горячими глазами смотрел на нее в последнее время вирманин. Слишком…

Не то чтобы Лиля была настроена всю жизнь прожить монашкой, но до того ли сейчас?

И дел много, и сил мало, и законный супруг рогам не обрадуется… Хотя последнее — это уже отговорка. Плевать на его рога с высокой колокольни. Пусть хоть по кругу ими обрастет! Но пока есть возможность уладить отношения мирным путем — надо пробовать. Поругаться я всегда успею, говорила жена капитана Мельниченко, — и без единого дурного слова глушила пьяного мужа тяжелой скалкой по чему придется.

Так вот, пусть Эрик побудет подальше… От греха. А то ведь тоже блондин, как и Алешка…

А если с супругом все будет плохо…

Ну что ж, вспомним классика — господина Мольера.

«И если у мужей растет кой-что на лбу, пускай винят себя — не жен и не судьбу. Уж ежели тебе жених попался скверный, то, как ты ни крепись, женой не будешь верной».[3]

Сколько лет словам — и какие верные! Но пока — подальше от искушения.

Эдор был бледен, вымотан и изрядно потрепан. Только вот жалости у Лили не было. Сколько она уже за ним бардак разгребает?

А сколько еще разгребать?

Нет уж. Умел воровать — сумей и отсидеть! Во исполнение заветов великого Глеба Жеглова.

Тару так и не нашли, и Лиля особо не переживала по этому поводу. Наоборот, смотрела на управляющего с нехорошим интересом.

— Вот мы и опять встретились, Эдор. Поговорим?

Мурлыкающий тон никого не обманул. Потому как Эдор побледнел еще больше и предпринял попытку свалиться в обморок. Стоящий сзади Олаф тут же отвесил ему подзатыльник. Помогло не хуже нашатыря. Эдор хрюкнул и выпрямился.

— Госпожа графиня…

— Я, любезнейший. И очень хотелось бы послушать, что вы мне скажете…

— О чем, госпожа графиня?

— А вот вы начните с начала. Давно вы в Иртоне управляли? — вкрадчиво поинтересовался Тарис.

Эдор было дернулся, но при виде внушительного кулака под носом принялся говорить. Понимал, что его и в пыточную перетащат — не заморятся. А нагадил он точно не на одну пыточную, в это время и за меньшее головы рубили.

Конечно, он запирался. И приходилось стимулировать затрещинами.

Пытался врать. Вилять. Недоговаривать.