Лиля давно уже плюнула на субординацию и пристраивалась так, как было удобно. На коленях — так на коленях. Понадобится — на брюхе поползем.
Волосы были туго затянуты в косу и убраны под платок. По лицу градом катился пот, хотя окна в импровизированной операционной были открыты настежь. Рядом так же каторжно трудился Тахир. Джейми тоже не остался в стороне. И приходилось еще и для них искать время. Смотреть, чтобы 'стажеры' не налажали.
Несколько женщин трудились на подхвате, но много ли им доверишь? Привести — увести пациента, получше его устроить, поддержать, налить 'наркоз'. Выдернуть несколько волосков и пациента и прополоскать в спирте. Или там же — шелковую нить и вдеть в иголку. И опять в спирт.
Подать пинцет… ваты тут не было, но корпию Лиля ввела без особых размышлений.
Прокипятили несколько раз старую льняную ветошь — и сидели, щипали на нитки. Лиля за это посадила всех детей — и те не спорили. Все понимали — там их родители. И мало ли кому… да, спать не пришлось.
К вечеру женщина просто валилась с ног от усталости. И даже не поверила, что поток пациентов стихает.
Обработала последнего, уселась прямо на пол, вытерла пот со лба и выдохнула.
— Твою ж…
Последующую речь графини история не сохранила. Но упоминала она явно не птичек и пчелок. Сил не было. Ни вздохнуть, ни охнуть, ни чихнуть, ни сдохнуть. Сил не просто не было. Они в минус ушли.
Рядом так же обессиленно упали Тахир и Джейми. И это при том, что работорговцев графине никто на прием не тащил — ими занимался Ганц Тримейн.
Справедливости ради — Лиля и сама бы заниматься ими не стала. Сейчас ей важнее были ее люди. Завтра можно будет и с торговцами человеческой кровью разобраться… Но — завтра. А сегодня…
Она посмотрела на Тахира, на Джейми… паренек вообще был белее мела. На узком лице с высокими скулами только глаза и выделялись. Большие, яркие, чистые…
— Тахир — джан, Джейми… вам, наверное, лучше спать пойти?
Тахир кивнул. Поднялся, протянул ей руку…
— Ваше сиятельство…
Кажется в 'операционной' был кто‑то еще. Лиля на это внимания не обратила. Опираясь (не слишком сильно, а то еще Тахир упадет…) на предложенную руку, встала на колени, а потом и на ноги. Голова чуть закружилась. Ну и пусть! Переживем!
— Жить будем.
— Будете, ваше сиятельство. Вы разрешите вас проводить?
Лиля помотала головой, как боевая лошадь.
— Нет.
Нашла слегка косыми глазами присутствующих помощниц и с трудом припомнила имя.
— Мэри, мне нужно ледяной воды — умыться. И узнай, где там лэйр Ганц — поговорить бы…
Служанка закивала и словно улетучилась.
Лиля потерла руками лоб. Лоб был горячий, пальцы — ледяные. Что у нас? Давление, температура, утомление?
А, плевать! Это все остальные могут идти по своим делам. А она тут главная. На ней еще Тримейн и Лейс. Посмотрим, что мужики ей скажут…
Послушаем отчеты.
***
Его Величество Эдоард Восьмой, милостью Альдоная правитель Ативерны, читал расшифровку письма Ганца Тримейна. Все письма голубиной почты проходили через руки королевского секретаря — человека мрачного, неболтливого и весьма умного. Так что Его Величество не ломал глаза над шифром скорописи, размером с муравья.
Ему на стол все попадало уже красиво переписанное и на хорошем пергаменте.
Вот только радовало это далеко не всегда.
'
'
Его Величество потер лоб.
Потом затылок.
Пользы не прибавилось.
Ганц Тримейн был одним из лучших. И если уж он не смог разобраться в ситуации быстро — значит все не так просто, как в изложении Джеса.
М — да…
А как хорошо все выглядело.
Толстая дура, которая закатывает истерики потому и сидит в поместье круглый год.
Только вот…
Его Величество посмотрел на золотое перо в своей руке. На чернильницу.
Подарки Августа оказались неожиданно удобны. И Его Величество приказал секретарю озаботиться. Теперь гусиные перья исчезнут из его жизни. Хотя и непривычно. Но золотое перо удобнее. Гусиные каждый раз одинаково не очинишь, приходится приноравливаться, поворачивать в руке… с этим не так. Макнул в чернильницу, стряхнул избыток чернил — и пиши. Не затупится, не поломается… даже если и поломается — заказать новое дело минуты.
Да и чернильница — насколько ж удобнее!