Средневековая история. Тетралогия

Для второй - вылечить. Чем скорее,  тем лучше. Тоже не бесплатно. Но если вылечить человека один раз - второй он к тебе уже не придет. И теперь задачей Лили стало набрать учениц  и учеников.

Азы им преподадут и вирманки. По свиткам,  которые написала сама Лиля... простите - сколько в институтах преподавателей,  которые свой предмет читают по бумажке? Да прорва! Но кто хочет знаний - будет знать! А вот потом,  по результатам... раньше,  чем через год-полтора так и так не управимся с основами, а когда управимся - будем работать в клинике. На практике - оно надежнее.

Да,  получатся сначала фельдшера,  а не терапевты или педиатры.

Ну так это дело поправимое. Все равно замахиваться на все и сразу - это означает не получить ничего.

А хороший фельдшер... уж простите - было время, когда в селах никого,  кроме фельдшеров и не было. И людей спасали, и резали,  и шили,  и роды принимали... даже хорошая медсестра лучше 'специалиста', который будет лезть в рану грязными руками или мазать родовой канал медом, чтобы ребенок вылез на сладкое.

Однозначно.

Докторусы были бешено недовольны,  но когда это дело одобрил еще и альдон - замолчали. Против церкви не попрешь. Попытаться можно. А вот выгрести будет сложно. Она такая, шуток не понимает.

***

Лиля крутилась с утра до вечера. И так же каторжно работали все, кто был рядом с ней.

Едва царапнул сознание разговор с пастером Воплером.

- Дитя мое, неужели надо было быть такой жестокой?

- О чем вы, пастер?

- О том, как вы разобрались с этим несчастным эввиром. Хоть они и язычники - нужна ли такая жестокость?

Лиля покачала головой.

- Пастер, не обвиняйте меня. Он воровал. Не у меня, у короны. Что ему положено за это?

- за воровство у короны - смертная казнь с конфискацией имущества.

- Именно. А делал он это просто потому, что я - женщина. Я по рождению дура, которую умный эввир решил обвести вокруг пальца. И что? Он это от бедности сделал? От горя? У него дети плакали? Родители побирались?

- Нет?

- Нет, пастер. Он просто решил сделать на мне свой маленький бизнес. Поэтому мне пришлось... играть. Иначе и не скажешь.

- Это жестокая игра.

- А кто бы спорил? Мне пришлось говорить с королем, мне пришлось выяснять отношения с эввирами, мне пришлось присутствовать, когда ему рубили пальцы и выжигали клеймо, меня едва не стошнило! Я три дня есть не могла, как вспомню. Думаете, из-за любви к деньгам?

Пастер пожал плечами.

- Ошибаетесь. Моя бы воля - я бы никогда так не поступила. Но он был своего рода пробой пера. Если бы я позволила ему сейчас - потом мое дело разворовали бы на корню. Вот подумайте, пастер, Ативерна стает богаче, благодаря стеклу и кружеву, станет легче морякам, появятся новые рабочие места, я уж молчу про пользу для веры, про лечение больных... я не хочу отвлекаться от этого, чтобы раздать пинков каждому вору! Мне проще все оборвать в зародыше!

- Это гордыня, Лилиан...

- я знаю. И отвечу за свои грехи. Но у меня не было другого выхода.

- Не было - или вы его не увидели?

- Скорее второе.

- или не захотели увидеть?

- И это тоже вероятно.

- Возможно, был и иной путь? Без такой жестокости?

Лиля покачала головой.

- Пастер, мне это не доставило удовольствия. Но если понадобится - я каждому вору ноги оторву. Пока не поймут, что у меня воровать нельзя. И никак иначе. Жестоко? Мерзко? Гордыня?

Тысячу раз - да!

Только вот и выбора у меня нету...

Пастер только головой покачал. Кенет не был дураком. И видел, что Лиля устала, что она держится из последних сил, что боится и за себя и за Миранду, что...

Да много всего.

- Альдонай простит вам. Он простит все. Он любит нас, что бы мы ни сделали. А вы себе простите этот грех?

Лиля решительно помотала головой.

- Это - не прощается. Я знаю.

- И все же...

- Я была с ним милосердна. Он жив. И деньги у него изъяли только ворованные. А то, что мне плохо... переживу. Всегда переживала.

Пастер вздохнул.

- Пусть Альдонай ведет тебя по жизни, Лилиан.

Лиля тоже сотворила знак Альдоная.

- Пусть над нами сияет солнце истины...

Истина, да...

Чего только стоил разговор с эввирами. Лиля довольно жестко объяснила, что это была первая и последняя проверка. Если еще раз кто-то посмеет - весело будет всей общине. Не просто весело, нет.

Им придется в срочном порядке налаживать бизнес по торговле макаронами на Вирме... ой!

Вот про макароны Лиля откровенно забыла. И про кучу других кулинарных рецептов... надо сразу сказать племяннику Хельке, чтобы предусматривал место под ресторан.

И радоваться, что СЭС, пожарные и прочие кровопийцы остались в двадцать первом веке.

Потому как польза от них есть. Но взяточничества... молчим о грустном.

Эввиры прониклись. Особенно Хельке, которому Лилиан популярно разъяснила, что после второй такой подставы без ее ведома - с ним будет беседовать не добрый Эрик, а злой король.

Авторитет у Эдоарда был. Больше проверок не проводилось.

***

О муже она и не вспоминала. И не вспомнила бы, если бы не Александр.

Фалион действительно сдружился с этой женщиной.

Приезжал, дарил подарки, разговаривал - после того нервного срыва он ощущал себя... словно пелена с глаз упала.