Средневековая Русь и Константинополь. Дипломатические отношения в конце XIV – середине ХV в.

На время с середины XIV и до середины XV в. приходится самый интенсивный период взаимоотношений, обмена документами, посольствами между Константинопольским патриархатом и Москвой, где к тому времени уже постоянно находилась резиденция митрополита, что стало решающим фактором в противоборстве с политическими соперниками великих князей Московских. Исследователи насчитывают не менее 125 путешествий в Византию русских в это столетие, известных по документальным свидетельствам¹¹.

Являясь основным проводником византийской политики за пределами империи, патриархат выступал важной политической силой, влиявшей на различные аспекты жизни как средневековой Руси, так и всей Восточной Европы. Имперские власти стремились выделить приоритетный центр, опираясь на который можно было бы влиять на ситуацию в восточноевропейском регионе. С момента крещения Руси таким центром была кафедра митрополита Киевского и всея Руси, постоянным местопребыванием которого с 1333 г. стала

Москва. Придерживаясь основной политической линии по сохранению единства церкви и централизации власти, Константинопольский патриархат чутко реагировал на все изменения политической и конфессиональной ситуации в подвластных ему регионах. Однако реализация этой политики проходила в сложнейших для Византии внешнеполитических и внутриполитических условиях: внутренние гражданские войны, нарастающие религиозные конфликты, а главное — усиление натиска со стороны турок-османов заметно ослабляли империю, заставляя проводить политику лавирования и часто идти на компромиссы. Церковь играла роль связующего звена между Византией, княжествами удельной Руси (Московским, Тверским, Нижегородским, Ростовским, Рязанским и др.), Великим княжеством Литовским, Золотой Ордой, поддерживая то одну, то другую «партию силы», а митрополия «Киевская и всея Руси» (1390–1460) рассматривалась в Константинополе не только как сфера влияния Константинопольского патриархата, но и как дополнительный источник ресурсов для слабеющей Византийской империи.

Известный исследователь истории Византии, историк и богослов отец Иоанн Мейендорф отмечал, что «в XIV–XV веках за власть на Руси боролось несколько политических центров, и каждый стремился поставить своего кандидата митрополитом Киевским, или, со временем, — выделиться в особую митрополию»¹². В течение указанного периода столкновение местных интересов с централизаторскими тенденциями Византии было основным содержанием исторического процесса в Восточной Европе. Смягчение церковной политики Византии по отношению к Руси не означало, что от принципа назначения греков на кафедру далекой, но важной митрополии совершенно отказались. По словам все того же И. Мейендорфа, «перечень митрополитов поражает этническим разнобоем: Алексий (русский, 1354–1378 гг.). Смута, последовавшая за смертью Алексия, привела к усилению византийского контроля при Киприане (из болгар, 1389–1406 гг.), Фотии (грек, 1408–1431 гг.) и Исидоре (грек, 1436–1441 гг.)»¹³. Стихийной формой протеста против влияния греков и произвола власти константинопольской иерархии стала ересь стригольников (Новгород Великий, Псков)¹⁴.

Со второй половины XIV в., то есть уже со времени княжения великого князя Михаила Александровича (1368–1399) вплоть до присоединения княжества к Москве (1485), Тверь в ожесточенном противостоянии и соперничестве взяла курс на проведение самостоятельной политики (до 1375 г.) и по отношению к Москве, и по отношению к близкой к ней и географически, и династически Литве, но при этом поддерживая с последней активные внешнеполитические и торговые связи. Направляла она послов и в Константинополь, что в полной мере в своих интересах использовали и тверские князья, и патриархи. Напротив, союза с Литвой придерживался рязанский князь Олег Иванович (1351–1402), а в первой четверти XV в. эту же политику продолжил его сын Федор Ольгович (1402–1427). Исследователь XIX в. Д.И. Иловайский писал об этом так: «Исторiя Рязани въ XIV и XV вв. представляетъ замѣчательную аналогiю съ историею Твери. Здѣсь вторую половину XIV в. также наполняетъ видная личность Михаила Александровича, выступающая съ такими же стремленiями, какъ Олегъ Рязанскiй; послѣ его смерти видимъ тѣ же усобицы между Тверью и Кашиномъ, какъ между Рязанью и Пронскомъ, то же колебанiе между Москвою и Литвою. Когда на время ослабла сила притяженiя со стороны Москвы, оба княжества примкнули къ Литвѣ, гдѣ еще властвовал грозный Витовтъ»¹⁵.