Средневековая Русь и Константинополь. Дипломатические отношения в конце XIV – середине ХV в.

Обращаясь к событиям внутри церковной борьбы за пост митрополита, отметим, что поездка Пимена 1379 г. не была единственной. Митрополит ездил в Константинополь еще два раза — в 1385 и 1389 гг. В последнюю поездку он умер, а митрополитом Киевским и всея Руси после его смерти стал Киприан (1390–1406), болгарин по происхождению и византиец по воспитанию и взглядам⁴⁰.

Таким образом, суть развернувшейся церковно-политической борьбы состояла в том, что на протяжении XIV — первой половины XV столетия несколько раз создавались и упразднялись особые митрополии для Литовской и Галицкой Руси; иерархи, поддерживаемые Москвой, Литвой, соперничали друг с другом и искали союзников при императорском и патриаршем дворах в Константинополе. Положение дел было таково, что требования об отдельной митрополии для западнорусских земель возбуждались едва ли не каждый раз при замещении кафедры митрополии «Киевской и всея Руси». Для сохранения мира и стабильности Константинопольскому патриархату приходилось лавировать и принимать компромиссные решения (например, посвящение Киприана на Киевскую кафедру и др.).

Утверждение самостоятельной Литовской митрополии (1315–1317 или 1300 г., согласно А.С. Павлову)⁴¹ с резиденцией литовских митрополитов в Новогрудке, а позднее в Вильне фактически означало образование на землях Великого княжества Литовского нового центра церковно-политической и религиозной жизни, способного конкурировать с кафедрой митрополита Киевского и всея Руси (такое определение имело место с 1375 г.). Для Константинопольского патриархата взаимодействие с правителями Великого княжества Литовского было важно с точки зрения возможного православного крещения Литвы, поскольку существовал высокий риск обращения великих князей Литовских к папе римскому с просьбой о католическом крещении, что для Константинополя было неприемлемо. В случае подобной «переориентации» принявшая православие Вильна, по замыслу Константинополя, могла бы стать центром для установления церковного контроля над литовскими и восточнославянскими землями, включенными в состав Великого княжества Литовского, подобно тому как таким центром для восточно- и северорусских земель стала Москва. Стремясь найти компромисс и как-то сгладить остроту противоречий между Москвой и Вильно, а главное — утвердить единство православной церкви в восточноевропейском регионе, патриарх издал и отправил на Русь целый ряд актов и посланий⁴². «В целом и для константинопольских патриархов, и для византийских императоров «единство Киевской митрополии» представлялось идеальной нормой, и в случае ее разделений, вынужденных обычно политическими или, реже, собственными церковными обстоятельствами status guo ante [лат., буквально — «возврат к исходному состоянию»], как правило, восстанавливался при первой возможности»⁴³.

Со второй половины XIV в. главенствующее положение в экономических и церковно-политических отношениях Северо-Восточной Руси с Византией перешло к Москве. Отношения эти не ограничивались торговыми операциями, в которых принимали участие не только крупное московское купечество, но и великокняжеская власть, духовные лица. Особое значение приобрели церковные связи⁴⁴.

Другим важным направлением русско-византийских контактов была материальная помощь Византии. С первой половины XIV и до середины XV в. русские митрополиты и многие архиереи посещали Константинополь по служебным делам и с целью поклонения цареградским святыням. Константинопольским патриархам и византийским императорам посылалась добровольная денежная помощь — так называемая «милостыня».