Средневековые города Бельгии

Смуты, царившие в Империи в середине XIII века, были как нельзя более на руку герцогам. Генрих II мог бы, по-видимому, добиться титула императора, который так соблазнял когда-то его отца. Но он не стремился к титулу, ради которого ему пришлось бы отказаться от своей роли территориального князя. Понимая, что более выгодно распоряжаться короной, чем иметь ее, он помог своему шурину Вильгельму Голландскому получить титул императора, будучи уверен, что, возведя на престол простого графа, он обеспечит брабантской династии в Лотарингии гораздо больший престиж, чем мог бы ей дать императорский титул. События вскоре показали, что он не ошибся. Как только началось великое междуцарствие в Германии, Альфонс Кастильский поспешил обратиться за помощью к Генриху III. Последний не склонен был отказывать ему в своих услугах и признал Альфонса, тем более кельнский архиепископ поддерживал Ричарда Корнульского. Впрочем, он заставил своего кандидата очень щедро заплатить ему за обещания, которые он не спешил выполнять. Помимо полученных им от Альфонса значительных субсидий, он добился от него также передачи себе обязанностей фогта в отношении вассалов и городов Германской империи, расположенных между Брабантом и Рейном и от границ Трирского диоцеза до Северного моря.

Прежняя герцогская власть казалась теперь восстановленной во всем своем объеме, и брабантские князья обладали теперь титулом, дававшим им возможность вмешиваться, по своему усмотрению, в дела рейнских областей. Это была первая и весьма существенная победа, одержанная над кельнским архиепископом.

Вступление на престол Рудольфа Габсбургского (1273 г.) не изменило положения. Начиная с его правления, римские короли или германские императоры, внимание которых все более устремлялось к востоку и югу Германии, поддерживали с Нидерландами только весьма нерегулярные и далеко не близкие отношения. Герцоги перестали интересоваться своими невидимыми сюзеренами, они не принимали больше участия в их выборах, и, когда образовалась коллегия курфюрстов, им не предоставлено было в ней места.

Фактически Лотарингское герцогство стало с этого времени чуждой для Германской империи страной. Лотарингские князья пользовались полнейшей независимостью, и французские короли вновь, как и в X веке, стали обращать свои взоры к рейнской границе. Могущество брабантской династии, естественно, должно было привлечь к себе прежде всего внимание Капетингов. Филипп-Август издавна пытался склонить ее на свою сторону. Его союз с Генрихом I, претерпевший вначале ряд колебаний в связи с поведением этого непостояннейшего человека, после сражения при Бувине упрочился, и еще более укрепился при его преемниках. Старшая дочь Генриха II была выдана замуж за Роберта Артуа, брата Людовика IX; Мария, дочь Генриха III, стала женой Филиппа Смелого; а герцог Иоанн I женился на Маргарите Французской.

Иоанн I был самым выдающимся нидерландским князем конца XIII века[440]. С первого взгляда он производил впечатление героя-рыцаря во французском стиле. Это был страстный любитель турниров и поединков на мечах, большой поклонник дам, покровитель поэтов, а когда нужно — и сам поэт. Он умер сорока лет во время боя на копьях, в момент, когда он всецело поглощен был новой любовной интригой и замышлял похитить графиню де Бар[441]. Он оставил по себе репутацию смелого, доброжелательного и лояльного человека, которого наперебой славили, как валлон — Адне ле Руа, так и фламандец — ван Гелю. Но за этой блестящей внешностью, вызывавшей восхищение и зависть его современников, скрывался очень практичный и весьма предусмотрительный человек, настоящий брабантскии князь, проникнутый сознанием своего древнего и благородного происхождения, необычайно привязанный к своей стране и подданным, человек, добившийся в конце концов благодаря своей смелости и ловкости победы традиционной политики своих предков.

Несмотря на свой беспокойный нрав и светские привычки, Иоанн был в течение всего своего царствования другом городов и покровителем купцов. Времена крестовых походов теперь безвозвратно миновали, преследовать грабителей и разрушать замки дворян, стремившихся поправить свои расшатанные финансовые дела всякими незаконными поборами с торговли, было теперь, по мнению горожан, столь же почтенным делом, как и освобождение гроба господня. Ван Гелю, например, писал следующее:

… Alsoe salich es die pine
Roefhuse te brekene af,
Alse te striden om theilege graf[442]

.

(«Столь же достойно разрушать прекрасные замки, как и воевать за святой гроб».)