Готфрид Горбатый, получивший в конце 1069 г. герцогский титул, казалось, призван был восстановить то, что было разрушено его отцом. Во время бедствий, разразившихся в Германии в царствование Генриха IV, его преданность ни разу не была поколеблена. Муж прославленной графини Матильды, с которой он вскоре разошелся и которая, пока он воевал на севере Альп, жила в Италии, — он был столь же предан Империи, как она папству. Он помогал Генриху усмирить восстание саксов и был самым влиятельным его советником, «единственным, пожалуй, человеком, который умел обуздать этот буйный и надменный нрав»[150]
. Он был самым верным союзником епископов в их борьбе против феодальных князей. Вместе с Теодуэном Льежским он старался — впрочем, безуспешно — отразить посягательства Фландрии на Генегау; вместе с Вильгельмом Утрехтским он вел борьбу с графом Теодорихом Голландским. Он посвятил себя задаче, впрочем, теперь уже невыполнимой, заставить торжествующую феодальную знать подчиниться порядку и «германской дисциплине»[151]. К сожалению, его жизненный путь оказался очень кратким. Его враги, не будучи в состоянии победить его на поле битвы, убили его. Он умер в Утрехте 26 февраля 1076 г. в результате ранения, полученного им в Зеландии от руки убийцы, оставшегося неизвестным. Вместе с этим небольшим, хилым и уродливым человеком исчез последний имперский штатгальтер Нижней Лотарингии. Правда, герцогский титул сохранился, но он стал с этого времени пустым званием. Эта большая западная провинция Германии была окончательно раздроблена между локальными династиями, и ее название вскоре стало лишь географическим термином. Хотя Готфриду удалось еще сохранить ее политическое единство, но дело, за которое он боролся, было обречено. Не только феодальная оппозиция стала слишком могущественной, чтобы ее можно было долгое время держать в покорности, но и епископы, так энергично защищавшие до тех пор от нее права своего государя, отказались в конце XI века от своей традиционной роли.Изучение религиозной жизни Нидерландов в X и XI вв. лучше всего дает нам возможность ознакомиться со своеобразной культурой этих областей. Их зависимость от Франции и Германии, их способность ассимилировать идеи и тенденции, развивавшиеся то на юге, то на востоке их границ, их роль посредника между обоими этими народами Западной Европы — все это нигде не выступало с такой отчетливостью, как в их церковной истории. В монастырях и епископских городах тех самых территорий, где некогда встречались друг с другом кельты и германцы, франки и римляне, французские Каролинги и германские императоры, вскоре столкнулись друг с другом две большие партии, образовавшиеся в лоне церкви, и очень рано здесь завязалась борьба между двумя различными представлявшимися ими точками зрения.
Мы видели, в какой упадок пришли монастыри Фландрии и Лотарингии в концу норманнского завоевания. Почти все они попали в руки крупных земельных собственников и скорее походили на феодальные резиденции; чем на монашеские обители. Дисциплина в них до такой степени упала, что в начале X века устав св. Бенедикта был почти полностью предан забвению. Немало аббатов отличалось от светских людей лишь своей тонзурой. Большинство их было женато и жило в монастырях вместе с женами и детьми, проводя свои дни в попойках и принимая участие в военных состязаниях живших поблизости рыцарей. Монахи, разумеется, следовали их примеру. Обеты бедности, послушания и целомудрия стали мертвой догмой; Евангелие сделалось предметом грубых насмешек. «Нас хотят заставить верить, — говорили монахи, — что у нас нет никакой собственности. Кто же в таком случае собрал здесь все эти драгоценности и книги, если не братья этого монастыря?»[152]
Некоторые случаи с полной очевидностью показывают, какое варварство царило тогда среди черного духовенства. Так, например, в Лоббе аббат Эрлуин, стремившийся восстановить дисциплину и желавший продать несколько урожаев для покрытия огромных долгов, был схвачен ночью монахами, который вырвали ему глаза и язык и бросили его замертво[153].